Две матери

Мы расскажем две криминальные истории, имена героинь которых изменены. Истории кардинально противоположны друг другу. Одна женщина пошла на преступление, чтобы осуществить свою мечту материнства. Другая родила, не желая того, и в считанные недели погубила свою дочь.
<z>Похитительница</z>
Пробуждение Валерии Рыжиковой в пять утра было ужасным. В отдельной палате платного отделения одного из петербургских родильных домов все было так же, как два часа назад во время предыдущего ночного кормления. Кровать с чистым свежим бельем, на которой лежала молодая мать, мягкий приглушенный свет ночника, светлые шторы «теплой» расцветки, кроватка для ее новорожденного сына... Не было только самого младенца, которому за три дня после родов ни сама Валерия, ни ее муж Виктор не успели еще дать имени. Молодая женщина вскинулась было в панике. Разум, не веря еще в непоправимую беду, услужливо подсунул объяснение – младенца забрали врачи на процедуры. Взгляд Валерии скользнул по креслу, на котором была сложена ее дневная одежда. Сумки с документами, которая лежала рядом с юбкойб не было. Молодая мать догадалась, что сына похитили. Истошный вопль огласил стены спящего роддома.
Приход врачей подтвердил самые худшие предположения. Они ничего не знали о судьбе мальчика. Похититель, чтобы вынести ребенка из роддома, воспользовался окном первого этажа. Оно было открыто изнутри.
Из роддома исчез не только новорожденный сын Рыжиковых, но и молоденькая санитарка Нина Смирнова, всего пару дней как устроившаяся туда на работу. Удивительно, что эта худощавая молодая женщина, на вид чуть моложе тридцати лет, не вызвала подозрений сразу: ни санитарной, ни трудовой книжки, ни даже паспорта при устройстве на работу она не представила. Сказала, что принесет их через несколько дней. О себе новая работница говорила довольно путано. Вроде бы муж у нее был из обеспеченных, так что грошовая зарплата санитарки Нину не смущала, а работать хотела от скуки. Рабочие руки, тем более на должности санитарки, где то и дело приходится мыть и подтирать за всеми, в российских больницах нарас-хват, так что роддом не стал исключением. А то, что поверх собственных волос Нина носила довольно дорогой парик, – так кто у нас чего не носит, в нынешнее-то время? Тем более что и мыла, и подтирала Нина с охотой, старанием и умением. И вот теперь эта санитарка исчезла вместе с новорожденным мальчуганом.
Милиция тут же занялась поисками похитительницы и украденного ребенка. По всем отделам были разосланы ориентировки на «Нину Смирнову» – при этом все уже понимали, что это не настоящее ее имя, и что похищение новорожденного было тщательно спланировано преступницей. Загадкой оставались мотивы: ребенка могли похитить для получения с родителей выкупа (супруги Рыжиковы – люди достаточно обеспеченные), могли украсть, чтобы впоследствии перепродать «на органы» или для усыновления за границу – мальчуган родился доношенным, вполне крепеньким и здоровым. В конце концов, похитительница могла выкрасть ребенка и для себя самой, чтобы выдать его впоследствии за собственное дитя. При такой подготовке надежды на то, что украденного мальчика удастся найти, было довольно мало.
Выручила пресса. В Петербурге не было газеты, радиостанции или телеканала, которые не сообщили бы о санитарке-похитительнице. Петербуржцам с экранов телевизоров и со страниц газет демонстрировали фоторобот «Нины Смирновой», просили обратить внимание на женщин в возрасте от 25 до 30 лет с маленькими детьми.
Вскоре в милицию позвонила молодая женщина. Она жила в коммунальной квартире неподалеку от Финляндского вокзала. Несколько дней назад, еще до похищения новорожденного, одну из комнат в их квартире сняла молодая женщина. Она не была беременной, не говорила ничего и о том, что у нее есть маленький ребенок. Новая квартирантка привезла детскую кроватку, пакет с пеленками и распашонками, бутылочки, молочные смеси, игрушки-погремушки. А через пару дней в ее комнате раздался плач маленького ребенка. В обычной ситуации вряд ли на новую жиличку обратили бы внимание, но тут все только и говорили про похищение ребенка прямо из платной палаты роддома.
Сотрудники милиции немедленно выехали в коммуналку. Жиличка была там вместе с ребенком. Представившись Олесей Четник, она заявила было милиционерам, что мальчик – сын ее сестры, которая скоро за ним должна заехать, и мальчугану – два месяца. Однако на двухмесячного младенец не тянул, да и при осмотре комнаты были обнаружены документы Валерии Рыжиковой, украденные вместе с ребенком из роддома. Похитительницу и новорожденного доставили в ближайший отдел милиции. Туда же вызвали и родителей похищенного мальчика. В ожидании супругов Рыжиковых Олеся сделала несколько робких попыток потихоньку сбежать, но ей это не удалось. Едва Валерия вошла в милицейский кабинет, где сидела похитительница, как узнала «санитарку Нину». Мальчика вернули родителям – Валерия вместе с ним вернулась в роддом. К счастью, младенец практически не пострадал за пару дней, проведенных вдали от матери.
Олесе Четник оказалось 25 лет. В Петербург приехала несколько лет назад из Сибири. По собственным словам, еще у себя на родине трагически потеряла ребенка. Пыталась покончить с собой от горя, много болела. По приговору врачей своих детей у Олеси быть уже не могло. И тогда она решилась на похищение чужого младенца. Теперь ее ждет суд.
<z>Убийца</z>
А вот Оксана Пашкова приговора уже дождалась. Судили ее за убийство собственного ребенка. Во время оглашения приговора нескладная девушка в очках уткнулась взглядом в пол, почти не подымая глаз из-под длинной темной челки. Иногда прикладывала к глазам носовой платок. Говорить ей было трудно, и, судя по всему, безумно стыдно. «Да, я виновата в смерти дочери... Да, я поступила безответственно... Да, я готова к самому строгому наказанию... Я ухаживала за ней, меня оговаривают...»
В Петербург 17-летняя Оксана Пашкова приехала летом 1992 года. Уроженка Дербента собиралась поступать в Петербургскую ветеринарную академию. В Северной столице в тот момент жила семья ее старшей сестры. В Академию девушка поступила, но с учебой у нее не задалось – в зимнюю сессию Оксану отчислили за неуспеваемость. Ни одного экзамена и зачета она так и не сдала. По словам самой Пашковой, она тяжело заболела воспалением легких как раз перед экзаменами, а когда выздоровела и пришла в институт, то узнала, что уже не является студенткой. Правда, внятно объяснить, почему она так и не удосужилась вызвать врача или обратиться в поликлинику, Пашкова не смогла.
К тому времени семья ее старшей сестры переехала в Кисловодск, но Оксана не торопилась покидать Петербург, продолжая жить в студенческом общежитии на улице Олеко Дундича. На работу она не устроилась, хотя и делала в этом направлении робкие и безуспешные попытки. Жила на те сорок тысяч (старыми) рублей, что ежемесячно пересылала ей мать.
Весной 1993 года Пашкова познакомилась на улице с молодым человеком. Он представился ей Дмитрием Петровым, приезжим откуда-то с Урала. Молодые люди стали встречаться. Но когда в мае девушка сообщила своему другу, что беременна, тот ответил, что ему не нужен ни ребенок, ни она сама, и пропал. Летом 1993 Пашкова на пару недель вернулась в Дербент к матери (та работала главным художником на Дер-бентском ковровом комбинате), но только для того, чтобы взять у нее денег на продолжение учебы в институте. Ей удалось восстановиться на первый курс Ветеринарной академии, но в зимнюю сессию ее вновь отчислили – на этот раз девушка вместо сдачи экзаменов отправилась в роддом.
В последний день 1993 года она родила дочь, которую назвала Анастасией. Девочка появилась на свет доношенной и здоровой. Новоявленная мамаша спустя несколько дней подписала бумагу о временном отказе от дочери, которую определили в Дом ребенка на улице Есенина. Судя по записям в медицинской карточке, девочка росла здоровой, на аппетит не жаловалась и нормально набирала вес. Пока она была в Доме ребенка, мать навестила ее всего раза два, правда, раз в месяц звонила и интересовалась самочувствием дочери.
Попытка Пашковой второй раз устроить личную жизнь также оказалась неудачной – она познакомилась с водителем автобуса, встречалась с ним несколько месяцев, но в конце концов рассталась. «Не сошлись характерами», – объяснила она в судебном заседании. По воспоминаниям своих однокурсниц и соседок по общежитию, Оксана сильно выпивала и вела довольно легкомысленный образ жизни, то и дело пускаясь в загулы. Сама она, впрочем, заявила, что соседки ее просто оговорили.
Объяснить, почему она так и не устроилась на нормальную работу или не уехала домой в Дербент, так и не смогла. В июле 1994 года Оксана неожиданно решила за-брать дочь к себе в общежитие. То ли нашла девочке усыновителей, то ли хотела уехать в Дербент к матери. Последнее ей не удалось, поскольку в Дагестане был объявлен карантин из-за эпидемии холеры. Но, скорее всего, ребенок нужен был Оксане, чтобы нерадивую студентку не выставили из общежития.
Матерью Пашкова оказалась никудышной. Кроваткой маленькой Анастасии служила картонная коробка от телевизора. Кормлением и сменой пеленок Оксана занималась от случая к случаю. Едва ли хоть раз она помыла девочку. Бывали моменты, когда ребенок не видел пищи по несколько дней. В результате такого «ухода» у Насти образовались многочисленные пролежни, опрелости, развился рахит, двусторонняя пневмония и изменения вилочковой железы. Последние несколько дней перед смертью девочка не получала вообще никакой еды. Она медленно угасала и скончалась 27 августа 1994 года. Вернувшись домой и увидев, что ребенок не шевелится и ни на что не реагирует, Пашкова вызвала скорую педиатрическую помощь. Приехавший врач констатировал смерть Анастасии.
Всего за полтора месяца из здорового ребенка весом в пять с половиной килограммов девочка превратилась в истощенное существо, напоминавшее «узника концлагеря», с 30-процентной нехваткой веса. Сама Пашкова уверяла, что не кормила девочку не из желания довести ее до смерти, а потому, что у нее украли кошелек с деньгами, и она не могла раздобыть средств на нормальную еду для дочери. Спустя три дня после смерти Анастасии ее мать спешно покинула Петербург и уехала в Дербент. Там ее и задержали 12 марта 1999 года. Оксана даже не знала, что по факту смерти ребенка возбуждено уголовное дело и ее разыскивают.
По решению суда нерадивая мать-убийца проведет 10 лет в местах заключения.