В индексе восприятия коррупции международного движения Transparency International, объединившего активистов из 120 стран мира, Россия расположилась далеко внизу, соседствуя с Ираном и Непалом. Громкие разоблачения этого движения нередко приводят к оглушительным результатам. Во Франции, например, TI добилось ареста всего французского имущества сына диктатора Экваториальной Гвинеи, а в петербургском офисе активисты, тем временем, готовят стену с портретами отставленных чиновников и депутатов.

О том, как проводятся такие расследования, методах гражданского контроля власти и об антикоррупционной стажировке, которая начнется на днях, рассказал корреспонденту «Конкретно.ру» Дмитрий Сухарев, руководитель антикоррупционного центра «Трансперенси Интернешнл – Россия» в Петербурге.

В чём же состоит специфика антикоррупционной борьбы? И так ли подобные расследования отличаются от других?

– У разных госзакупок, незаконного обогащения, земельных вопросов и т.д. своя специфика. Общего понятия нет. Оно размыто. Самое простое – это контроль граждан за происходящем в своем муниципалитете, когда вы заходите на сайт госзакупок и просматриваете обычные контракты по благоустройству.

Читаете, что там планировалось сделать. А потом выходите во двор и проверяете с рулеткой дорожки, заборы, клумбы, детские площадки, чтобы убедиться, как на практике реализовано именно то, за что были заплачены деньги. А если нет – бить в колокола, обращаться на горячие линии, звонить и писать муниципальным депутатам.

Повторюсь, это самый простой способ борьбы с коррупцией, он доступен всем и каждому. Мы в своё время много людей привлекли к тому, чтобы они разобрались с закупками и благоустройством именно на таком, местном уровне.

– И каковы практические результаты? Кто-то сел, заведены уголовные дела?

– За три последних года в отношении чиновников было заведено пять-шесть уголовных дел и бесчисленное количество административных.

Мы начинали заниматься этой работой с 2012 года. А спустя время сами поймали себя на мысли, что ситуация принципиально поменялась. Чиновники, представители местного самоуправления начали относиться к своим обязанностям серьёзнее, благоустройство стало проводиться качественнее, целенаправленнее, планомернее, более комплексно. К жителям стали прислушиваться, спрашивать у них, а что именно горожане хотят построить, чего им не хватает. Полагаю, что это тоже один из эффектов антикоррупционной работы на муниципальном уровне.

Ещё, если говорить о том, какое продолжение имеют независимые расследования – часто, например, закупка, которая вызывала подозрение, отменяется. Или увольняются те, про кого мы пишем, пусть даже официально претензий правоохранительных органов к ним и нет. В 2017 году девять чиновников и депутатов, фигурировавших в наших последних расследованиях, и это только те, о ком мы знаем, лишились своих постов. Согласитесь, достаточно большая цифра.

Есть те, кто продолжает работать до сих пор. Или те, в отношении которых были вынесены внутренние решения, поэтому такие «герои» не заняли более высокий пост, а наоборот были переведены на другую должность.

В целом, большинство наших расследований имеет отложенный эффект, который зачастую даже не видно. Должно пройти время, прежде чем что-то изменится. И подоплека этих изменений может не афишироваться.

К примеру, высокопоставленный фигурант одной из антикоррупционных проверок ушёл в отставку спустя девять месяцев. И лишь ещё спустя время мы узнали, что чиновника поставили перед выбором: либо уйти в отставку, либо стать фигурантом уголовного дела. То есть, снаружи порой не видно, что происходит, но внутри идёт бурление. И потом уже нам рассказывают, насколько жёсткой была реакция, между кем и кем велась подковерная борьба.

– С чего в принципе начинается проведение антикоррупционных расследований? Как делается выбор в пользу того или иного дела?

– По каким-то делам мы реагируем на обращения граждан, столкнувшихся с несправедливостью. Или склад у предпринимателей сгорел, и им не выплатили денег, или ТСЖ отнимает помещение. А бывает, что в результате инициированного нами расследования, даже по другой теме, вскрывается что-то новое. Иногда начинаем отрабатывать и громкие поводы из СМИ.

– Удалось ли вам наладить эффективное взаимодействие с правоохранительными органами или они неохотно сотрудничают, делятся информацией с общественными борцами с коррупцией?

– Мы совершенно нормально работаем с ними. Конечно, часто они пишут просто отказные письма, что нет никакой информации и только. Но в других случаях рассказывают какие-то подробности, порой я сам даю показания по тем эпизодам, которые мы расследуем.

Конструктивно, например, складывается наше общение с городской прокуратурой. Мы даже периодически планируем совместные мероприятия, ближайшее – обучение приёмам борьбы с коррупцией муниципальных служащих.

– Какую долю у вас занимает «открытая» работа: запросы в ГУ МВД, СК и прокуратуру? А какую – тайная: подглядывание через дырку в заборе, подслушивание и что там еще может быть?

– Сразу скажу, что никакой «шпионской» части в нашей работе нет. Мы работаем с соцсетями, открытыми реестрами, опубликованными нормативными актами, на 99% информация о коррупционных проявлениях доступна из открытых источников. Мы такую информацию проверяем, в ряде случаев она получает подтверждение, в других – нет.

К примеру, недавно один петербургский муниципальный служащий купил Mercedes C500. Мы попросили прокуратуру проверить, не содержится ли в его действиях признаков коррупции. И до получения официального ответа мы ничего делать не будем. Существует, в конце концов, презумпция невиновности. Но если неудобная информация подтвердится и будут приняты меры реагирования, то решим, что делать дальше. Можем продолжить заниматься этим делом, если оно покажется перспективным.

– Поступали ли вам угрозы? Были ли прецеденты, когда ваши сотрудники пострадали за свою работу?

– Нет, но сумасшедшие граждане иногда пишут нам или про нас в соцсетях. Такие люди бывают везде, но я бы всерьёз не говорил о том, что нашей безопасности кто-то или что-то угрожает.

– Чему будет учить ваша антикоррупционная школа?

– Мы дадим основные инструменты, с помощью которых любой человек сможет заниматься антикоррупционными расследованиями. Он узнает, в каком виде, кому и куда всё это отправлять, как правильно взаимодействовать с правоохранительными и контролирующими органами, как самостоятельно организовать работу.

В рамках первого набора с 27 января до марта будет учиться 15 человек. Задачи сделать из них профессиональных борцов с коррупцией на региональном и тем более государственном уровне не стоит. Но мы научим их контролировать расходы и наказывать виновных за нарушения у себя во дворе, доме, квартале. Именно на этом уровне нужно начинать бороться с коррупцией.

В первом наборе у нас – люди всех возрастов и разного социального положения: студенты, пенсионеры, мужчины и женщины среднего возраста. В основном это горожане, которые имеют собственное мнение и умеют выражать свои мысли, кто уже самостоятельно пытался бороться с проявлениями коррупции.

В этом проекте мы также сотрудничаем с Высшей школой экономики. В московском кампусе ВШЭ несколько лет действует наша антикоррупционная кафедра. А в столице уже давно проводятся на её базе летние и зимние антикоррупционные школы. Для Петербурга же это будет первый опыт.

Кирилл Кудрин, «Конкретно.ру», фото http://dfkirov.ru и из архива редакции