На петербургском информационном пространстве не так много заметных фигур. То ли сфера мельчает, то ли период такой. Оттого уход из журналистики Даниила Коцюбинского, вполне себе почти последнего из могикан, прозвучал особенно. Четверть века Даниил Александрович отдал профессии, но теперь не видит возможности продолжать работать в ней. 

«Несколько десятков лет подряд я думал, что, несмотря на все «вынужденные отходы на заранее подготовленные позиции», – я всё же бьюсь за расширение пространства журналистской правды и гражданской свободы. И вот чего я, наконец, добился. Так сказать, за все 25 лет беспорочной службы! Благодаря моей неутомимой деятельности несколько хороших людей, наконец, лишились-таки работы. А именно, главный редактор «ЭХО-Еженедельника» Василий Пускальн и несколько его коллег. Поводом к их уходу из редакции стало то, что учредитель не согласился с размещением на сайте «Эха» одного из моих ЖЖ-постов. И вот здесь я вдруг понял, что не хочу дальше «бороться за то, чтобы стало плохо ещё нескольким хорошим людям». Потому что больше бороться – не за что. Точнее, больше ничего извлечь из этой борьбы нельзя. Всё, что я мог сказать за минувшие четверть века, – я сказал, насколько мог – громко (возможно, даже излишне). Все общественные экспромты и плановые затеи, какие мог, – учинил» – написал Коцюбинский в «Живом журнале».

Выразив уважение к коллегам – журналистам и общественным активистам, продолжающим делать своё профессиональное дело, стараясь «не дразнить гусей и не будить лихо» – указал: «Я так не умею. И пробовать не хочу».

Корреспондент «Нашей Версии на Неве» побеседовал с Даниилом Коцюбинским, который теперь, вероятно, будет напоминать публике о себе в качестве историка. 

– Скажите, на ваш взгляд, как историка, смысл истории России – постоянное повторение?

– История вообще не знает буквальных повторений. Просто Россия – это Россия. Особый – имперско-самодержавный – тип политической культуры, радикально отличный от западного, либерально-демократического. И она никогда не станет европейской страной. В этом смысле Россия будет «повторяться» – то есть, оставаться сама собой. Вопрос лишь в том, сколько страна с таким архаичным типом политической культуры сможет просуществовать в условиях глобальной конкуренции с более динамично развивающимися странами. 

– Согласны ли вы с тем, что сейчас эпоха безвременья?

– Сейчас эпоха безвременья не только в России, но во всём мире. Старые идеи остались в XX столетии, новые – пока что толком не появились. Хотя, на мой взгляд, уже очень скоро XXI обретёт своё идейное лицо. Мне кажется, оно будет связано с упадком традиционных национальных государств и подъёмом региональных политических систем. Об этом подробнее можно почитать в моей книге «Глобальный сепаратизм – главный сюжет XXI столетия», она есть в Интернете.

– Вы написали книгу про Распутина. А есть ли в современной России герои, интересные вам в исторической перспективе?

– Нет. Сегодня в политике доминируют «троечники», «двоечники» и «умственно отсталые». Все эти типажи мне не особенно интересны. 

– Как вы относитесь к тому, что сейчас вновь становятся популярны пропагандисты империи? Например – господин Проханов…

– Меня это не удивляет. Сегодня российское общество переживает взлёт, сравнимый с настроениями лета 1914 года, когда практически все жаждали скорейших военных побед. Правда, потом, когда выяснилось, что война идёт не так легко и весело, как на это рассчитывали разгорячённые патриоты, державная истерика столь же стремительно сменилась истерикой оппозиционной, а потом и революционной. Истерика вообще – штука недолговечная и очень переменчивая. То, что берётся в одночасье «из ниоткуда», потом столь же стремительно и исчезает «в никуда». 

– Тот же Проханов развивает мысль, что смысл истории русского народа в имперскости, стало быть, в системе подчинения «монарх-народ». Каково ваше отношение к апологетам идеи, что над нашим народом непременно должен быть царь, иначе всё летит в тартарары?

– Без царя в тартарары летит не «всё», а российское государство. Как мы знаем по опыту крушения СССР, сам по себе развал империи не означает «конца света». Просто на месте старого появляются новые государства. Некоторые из них оказываются «новыми империями» разных размеров. Как, например, Россия, Грузия, Украина, Молдавия. И они тоже оказываются «беременными» своими внутренними кризисами.

Что касается собственно России, то она, учитывая её огромность, гиперцентрализованность и гражданско-этническую разношерстность – без авторитарного правителя существовать не может. В этом Проханов прав. Другое дело, что жёсткое авторитарное правление в современных условиях фактически парализует модернизацию – экономическую, социальную, политическую. А это значит, что страна в очередной раз начинает проигрывать очередную моральную схватку с внешним миром, как это уже случалось и в далёком прошлом (например, в эпоху Крымской войны), так и совсем недавно – во времена холодной войны. При этом отказ от жёсткого авторитаризма ставит под угрозу общую стабильность в империи. Такова «квадратура круга» российской истории. Несколько раз страна уже разваливалась под бременем модернизации и либерализации – в 1917-1921 годах и в 1991 году.

В первом случае её заново железом и кровью собрали большевики. Во втором случае – распад был остановлен ценой двух российско-чеченских войн, отказа от комплексной модернизации государства (включая его экономическую и политическую системы) и перехода к персоналистской модели правления, в центре которой находится харизматическая личность «национального лидера». Причём особенность персоналистского режима такова, что «харизма» лидера «по наследству» не передаётся – это хорошо было видно на примере четырёхлетия, когда Президентом РФ был Дмитрий Медведев. Харизматическим лидером всё это время оставался Владимир Путин. Он им будет оставаться и дальше. «Назначить нацлидером» никого вместо себя он не может. Так что, по сути, вся политическая стабильность РФ держится сегодня на личности главы государства. 

– Сейчас в блогах модно проводить аналогии. Нынешний период сравнивают с брежневщиной. Готовы ли разделить такую позицию? И насколько подобные аналогии имеют право на существование, по вашему мнению?

– В свете того, что я сказал, сравнивать эпоху Путина с эпохой Брежнева можно лишь очень поверхностно – в плане очевидного повторения каких-то стилистических моментов («советский» гимн, пропагандистское ТВ, несменяемая «партия власти», культ Победы, перманентная конфронтация с Западом и в особенности с США, повсеместная коррупция, атака на диссидентов – «национал-предателей» и т.д.). Однако советский режим не был персоналистским. В СССР существовала устоявшаяся схема легитимной преемственности – через пленумы ЦК и консенсусные договоренности внутри Политбюро. Брежнев харизматическим лидером не был. «Харизматической» была идеократическая власть КПСС как таковая, а не личность генсека. А сейчас всё держится на «президентской вертикали», во главе которой стоит идеологически амальгамный («право-левый») харизматический вождь. Это, как нетрудно понять, гораздо более хрупкая система, чем та, что существовала в эпоху СССР. 

– С точки зрения истории, когда-то журналистика была в России свободной? И если несвободной, то хотя бы имела статус пресловутого шута при короле?

– Золотой век газетной журналистики – 1905-1917 годы. Тогда в российских СМИ была окончательно упразднена предварительная цензура. Вся общественная жизнь (а она была весьма бурной, если вспомнить, что страна стремительно двигалась в направлении от одной революции к другой) преломлялась через призму газетной полемики, ибо ни радио, ни телевидения в ту пору ещё, разумеется, не было. В газетах работали первоклассные публицисты – как правые, так и либералы: Василий Шульгин, Михаил Меньшиков, Влас Дорошевич, Тэффи и другие. Серебряным веком я бы называл журналистику времён позднего Михаила Горбачева – раннего Бориса Ельцина (пока во второй половине 90-х импульс Перестройки не начал постепенно выдыхаться). Я как раз начал печататься в 1990 году и помню это пьянящее ощущение того, что ты каждый раз пробуешь самовыразиться всё более и более свободно – и никто и ничто тебе в этом не препятствует! Более того, и читатели, и редакторы рады тому, что ты расширяешь пространство свободной дискуссии и усложняешь тематическую палитру. Сейчас российская журналистика возвращается обратно в каменный век. По этой причине я и решил покинуть журналистский цех на неопределенное время. 

– Есть ли шансы на становление в нашем обществе здоровой журналистики в обозримом будущем?

– В рамках ныне существующего политического режима, думаю, информационной либерализации ожидать не следует.

 

      Михаил Берг, "Наша Версия на Неве", № 13 (321), от 07.04.-13.04.2014