<z>Проходил срочную службу в воздушно-десантных войсках в Афганистане в 1984–85 гг. До армии занимался парашютным спортом. За два месяца до демобилизации получил тяжелое ранение. Награжден орденом Красной Звезды, медалями. В 1987 году поступил в художественное училище. Участник многочисленных выставок в Санкт-Петербурге, Москве, за рубежом – в Швеции, Чехии, США. Картины приобретены известными частными коллекционерами из разных стран мира.</z>

На одной из выставок в Америке к автору картин подошел человек и сказал, что не знает, откуда приехал художник, но чувствуется, что его жизнь была связана с войной. Этот человек был психолог, работающий с ветеранами Вьетнама и Кореи. На полотнах Дмитрия Гришина – фантастический мир мифов. Но откуда-то из глубины идет чувство тревоги, внутреннее напряжение, крик. В этом – Афганистан.
– Я ни одной работы не посвятил войне. Ни для себя, ни на заказ – я ничего не буду писать о войне. Не хочу.
Война была. Бессмысленно делать вид, что ее не было. Она напоминает о себе каждый день. Фантомные боли в ноге. Сны про Анаву – сотни выпущенных обойм по скалам. «Ласковая «муха» – любил я из нее пострелять... Война есть. Она в моих друзьях. Иногда от этого тепло, иногда одиноко. Но жить войной, теми полутора годами нельзя. Мир изменился, я тоже. Вспоминая все, что было со мной, понимаю, что крепкое дело в своих руках, любовь, помощь и понимание в семье – вот те основы, на которых живу сейчас.
На выставке «Последняя война России» картины Дмитрия экспонировались рядом с документальными «афганскими» фотографиями корреспондента Алексея Каратецкого. Зрителю это давало как импульс к пониманию художественных работ, так и осознание абсурдности всякой войны. Для тех, кто прошел Афганистан, за этими черно-белыми снимками – жизнь, такая страница биографии, о которой словами порой не скажешь...
– Слава богу, что вернулся оттуда. На войне все творчество – рисовал татуировки на плечах товарищей. Да еще было несколько злобных карикатур на советскую систему, из-за них были неприятности...
Это был 1985 год. На территорию полка забрасывалась литература русских диссидентов. У меня была книга Солженицына. Об этом донес офицеру особого отдела осведомитель из нашей роты. Я признался, что читал ее. В наказание был послан в спецподразделение, отправлен на опасную операцию в то место, откуда возвращался только каждый второй. Ровно в 4.20 – подъем на гору. Нас обстреляли, мы пошли по укрытиям. В одном из укрытий пехотная мина ждала меня...
После «второго рождения», госпиталей, больниц, возвращения домой, приходит состояние, которое теперь у нас называют «афганским синдромом». У американцев он назван «вьетнамским». Независимо от страны, любая война наносит удар оружием психологическим. Многие ветераны не подозревают и не отдают себе отчет в том, что этот синдром в них. Для кого-то «лекарство» – водка, наркотики. Для тех, кто осознал, насколько страшно жить лишь воспоминаниями, продолжать войну внутри себя, единственный выход – работа, творчество, семья.
– Серия рисунков была подарена врачу, который изучает «афганский синдром», он однажды здорово помог мне, да и не только мне. На выставке «Последняя война России» мой друг Алексей, помимо фотографий, выставил пару своих картин, а сейчас серьезно занялся живописью. Нельзя стоять на месте. Считаю, что война была трамплином, а не тормозом в творчестве. Ведь кроме черной стороны, Афганистан для меня – это фантастические горы, это культура древнего народа, который не смог покорить ни Чингисхан, ни Македонский, а нашим там вообще делать было нечего.
В картинах Дмитрия Гришина используются мистические, сказочные, мифологические сюжеты. Ряд работ создан по мотивам рассказов Э. По. Сейчас пишется несколько работ, посвященных легендам об Атлантиде.
– Работ на современные темы не пишу. Нет, мне не безразлично все, что происходит сейчас, но это все преходящее. Мир моих картин бесконечен, они вне времени. Великие, которые мне близки по духу, у которых учусь, это – П. Брейгель, И. Босх, малые голландцы, Макс Эрнст.
Планов на будущее много – выставки, путешествия... А еще мечта – иметь нормальное крепление на протезе – сейчас каждые три месяца его приходится менять. А память и приобретенный опыт для меня – лишь толчок к фантазиям, размышлениям о сегодняшнем и будущем.
<z>Эльвира Морозова</z>