Сотрудники ФСИН лишили свободы петербургского адвоката Андрея Шаронова, удерживая его в следственном изоляторе на ул. Шпалерной, 25, без суда и следствия.

Корреспондент «Конкретно.ру» уточнил детали злоключения, которое нежданно постигло независимого профессионального советника по правовым вопросам, который осмелился «не так» общаться со своей подзащитной.

Памятник Анне Ахматовой в Петербурге установлен напротив знаменитой тюрьмы «Кресты». У этих стен, по признанию поэтессы в поэме «Реквием», она провела 300 часов. Скульптура будто напоминает нынешнему поколению петербуржцев о тех годах, когда любой советский гражданин мог быть заключен под стражу без суда и следствия. Эпоха массовых репрессий, казалось бы, осталась далеко в прошлом. Но инцидент, произошедший на днях с Андреем Шароновым, заставляет усомниться в этом утверждении.

Шаронов – адвокат, внесен в реестр адвокатской палаты Ленинградской области под номером 47/1671. То есть является официальным носителем соответствующего статуса. И оттого, как относится государство к институту адвокатуры (а значит к таким его представителям как Андрей Шаронов), можно судить о правовом «здоровье» общества.

Впрочем, это лирика. В действительности работа адвоката заключается не только в том, чтобы выступать с красивыми речами в судах, давать комментарии для СМИ и почивать на лаврах после выигранных дел. Как и у любой профессии, у этой тоже есть своя внутренняя сторона, которая состоит из скрупулезного изучения деталей дела и нормативно-правовой базы, эмоционального напряжения в процессе судопроизводства, когда нужно безошибочно принимать решения и, конечно же, посещение обвиняемых, содержащихся под стражей в СИЗО.

Сами адвокаты подмечают: каждый раз ощущать, что за тобой щелкают засовами тюремные двери – сомнительное «удовольствие». Но что делать? Таковы издержки профессии.

Итак, 8 сентября 2015 года адвокат Андрей Шаронов – человек, немало на своем веку повидавший, отправился исполнять свой профессиональный долг в СИЗО на ул. Шпалерную, 25. На всякий случай, в царские времена в этих стенах находилась первая в России специальная следственная тюрьма, ну а во времена советские – следственная тюрьма Ленинградского управления ОГПУ-НКВД-МГБ-КГБ. Перед тем, как увидеться со своей подзащитной, Шаронов предъявил, как положено, на проходной адвокатское удостоверение, заполнил формы с указанием своих данных и информацией о том, к кому идет, оставил в камере хранения телефон и подвергся досмотру. После чего был препровожден сотрудником в следственный кабинет, который представляет собой ту же камеру, только с привинченными к полу табуретками, столом и оборудованную кнопкой вызова фсиновцев.

«Я оставил при себе лишь адвокатское досье, – рассказал «Конкретно.ру» Андрей Шаронов, – скоросшиватель с документами. Я конечно знаю, что в следственном изоляторе на Шпалерной особо ревностно относятся к исполнению режима содержания лиц, которым избрана мера пресечения – содержание под стражей. К сожалению, настолько ревностно, что иногда забывают об их праве иметь свидания наедине со своим защитником и безусловной возможности обмениваться информацией. А камеры видеонаблюдения, которые в этом СИЗО установлены во всех следственных кабинетах, без сомнения нарушают положения УПК РФ, гарантирующие обвиняемому свидания с защитником без кого бы то ни было, в том числе и без лица, сидящего у монитора».

Далее случилось то, что вызывает сплошные вопросы. К Шаронову привели подзащитную. Во время разговора она достала из одежды написанную мелким почерком записку. Но времени было немного, и адвокат предложил положить тетрадный листок в досье. Мол, позже посмотрит. Свидание завершилось. Защитник позвонил по местному телефону сотрудникам изолятора и сообщил, что поскольку работа с подзащитной окончена, ее можно уводить.

Дальше процитируем запись разговора с Андреем Шароновым, который состоялся через день после его посещения СИЗО.

«Пришедшая на вызов сотрудница увела подзащитную, а мне сказала пока побыть в следственном кабинете. Это было неожиданно, поскольку в таких случаях всегда после окончания свидания адвокат покидает место встречи. Здесь же мне не просто сказали подождать неизвестно чего, а закрыли на ключ. Через какое-то время явились двое сотрудников и, не представившись, спросили: «вы видите эту видеокамеру? Мы заметили, что обвиняемая передала вам записку. Покажите ее нам». На что я ответил, что записка находится в адвокатском досье, которое имеет статус адвокатской тайны и охраняется законом, и предложил им самим достать из досье документ, если они считают это законным. Сотрудники забрали из папки записку и удалились с ней, а меня снова закрыли на замок, то есть де-факто арестовали. Через 5-7 минут пребывания в неволе я поднял трубку местной связи и сообщил ответившему, что расцениваю происходящее как незаконное лишение человека свободы. На что на другом конце провода пообещали, что «скоро все разрешится».

Вскоре пришли два фсиновца, один из которых, по словам адвоката, «тоном, не терпящим возражений, потребовал представиться». В ответ Шаронов предложил сделать то же самое сотрудникам СИЗО, так как он прошел на свидание с клиентом, не только предъявив удостоверение, но и заполнив требование, а также был зарегистрирован в соответствующем журнале. Лишь после этого человек представился оперуполномоченным следственного изолятора.

«За 15 лет работы адвокатом я изучил тысячи разных документов, которые мне были переданы моими подзащитными в следственных изоляторах и впервые усомнился в своей правоте, – возмущается Шаронов. – Я подумал, что, так как за нами в следственном кабинете постоянно наблюдало всевидящее око, то должен был обмениваться информацией со своей подзащитной не иначе как телепатически. Другие естественные для человека способы обмены информацией чреваты непредсказуемыми и негативными последствиями, как для моей подзащитной, так и для меня. Это конечно ирония, но что касается гарантий, данных адвокату и обвиняемой уголовно-процессуальным законом в части конфиденциальности свиданий, то в этом учреждении эти гарантии были кем-то отменены… Разъяснение прибывшим сотрудникам смысла адвокатской тайны, 47 и 53 статей УПК, не возымело действия. Один из них вообще решил начать в отношении меня оперативно-розыскные мероприятия, то есть предложил дать объяснения, а далее со стороны оперуполномоченного последовали фразы, которые я вообще расценил как оскорбление моего человеческого достоинства. Но самое удивительное, что мне еще несколько раз пришлось напомнить сотрудникам об уголовной ответственности за незаконное лишение человека свободы, прежде чем открыли следующую дверь изолятора и сотрудник проводил меня на проходную.

В результате Андрея Шаронова покинул тюремные стены. Но инцидент на этом не исчерпан. Как пояснил адвокат корреспонденту «Конкретно.ру», уже поданы жалоба и заявление о возбуждении уголовного дела по факту превышения должностных полномочий сотрудниками изолятора и незаконного лишения свободы. Теперь свое отношение к недавним событиям будут выражать прокуратура и следственный комитет.

Напоследок Андрей Шаронов напомнил строки Анны Ахматовой, которые адвокаты, следователи и сотрудники ФСИН могут прочитать на мемориальной доске, прикрепленной к зданию бюро пропусков следственного изолятора «Кресты»:

А если когда-нибудь в этой стране

Воздвигнуть задумают памятник мне,

Согласье на это даю торжество,

Но только с условьем – не ставить его

Ни около моря, где я родилась

(Последняя с морем разорвана связь),

Ни в царском саду у заветного пня,

Где тень безутешная ищет меня,

А здесь, где стояла я триста часов,

И где для меня не открыли засов.

Безусловно, в случае с Шароновым эти строки кажутся слишком образными, однако сама суть наплевательского отношения к статусу адвоката не меняется. Кстати, СИЗО на ул. Шпалерная, 25, обладает особым статусом и непосредственно подчинен ФСИН России.

 

Игорь Тимофеев, «Конкретно.ру»