Это цитата из начала девяностых. Фраза из песни, которую исполняли солдаты и офицеры 201-й мотострелковой дивизии, вышедшей из-за речки да так и оставшейся практически на границе с Афганистаном. Им прошлось снова оказаться на войне, но совершенно в новом статусе – миротворческих сил. Эти синие шевроны затем примерят российские десантники и пехотинцы, летчики и связисты. Ведь повсюду, где шли боевые действия, их называли миротворцами – в Абхазии, Приднестровье, Южной Осетии, Нагорном Карабахе, Боснии, Косово, Киргизии, Таджикистане, Сьерра-Леоне, Судане. Везде, когда политики не прятали аккуратно войну за словосочетанием «контртеррористическая операция», в боестолкновениях участвовали Миротворческие силы – что-то наподобие ооновских «голубых касок». В Санкт-Петербурге 6 августа 2011 года впервые пройдет День миротворца…

Ровно в полдень в Муринском парке вспомнят о тысячах российских военнослужащих, которым довелось исполнять служебный долг как внутри страны, так и за ее пределами. Как правило, это межэтнические локальные конфликты или гражданские войны вблизи наших границ. В отличие от ветеранов афганской или чеченских кампаний, солдат-миротворцев редко отмечала Родина своими государственными наградами, ведь, казалось бы, им незачем было совершать ратные подвиги во славу Отечества. С большим трудом часть тех, кто с оружием в руках отстаивал интересы державы, все-таки смогли получить статус участника боевых действий. Однако большинство так и остались наедине со своими воспоминаниями и камуфляжем из прошлого с шевроном МС.

Кстати, миротворческие операции оказались настолько неожиданными для Минобороны России, что выдав знаки отличия и принадлежности к таким контингентам, военнослужащих даже не известили, как и где должны располагаться нашивки. Поэтому в одних подразделениях шевроны были нашиты над левым карманом на груди, а в других – на каком-нибудь из рукавов камуфляжа, левом или правом. Потом вооруженные конфликты пошли один за другим, но их перестали брать в расчет, когда случилась Чечня…

О российских миротворцах неожиданно вспомнили в августе 2008 года, во время пятидневного вооруженного конфликта между Грузией и самопровозглашенной Южной Осетией. Участников короткой операции удостоили орденов и медалей, тут же приравняли к ветеранам Великой Отечественной войны. Успешная демонстрация военной мощи, в отличие от многолетних стычек с боевиками в российских регионах Северного Кавказа, получила достойное информационное обеспечение, а в стране возник новый праздник – День миротворца.

Вообще-то, отмечается он не в августе, а в конце мая. Но, как часто случается в истории, именно августовский эпизод трехлетней давности в Цхинвале привлек официальное внимание государства к многочисленным участникам других миротворческих миссий.

А в Муринском парке, не исключено, в этот день впервые встретятся офицеры и солдаты ограниченных контингентов. Их позвали сюда вместе с семьями. Пригласительные билеты на праздник получили бывшие военнослужащие из Совета инвалидов воинов-интернационалистов и Калининской общественной районной организации ветеранов Афганистана и Чечни. И, наверное, есть логика в том, что День миротворца пройдет практически сразу же после Дня ВДВ. Наши десантники, ошеломив натовских генералов, совершили молниеносный марш-бросок в Приштину. Голубые береты с миротворческим статусом показали лучшие результаты по боевой и физической подготовке среди ооновских подразделений в Боснии. «Крылатая пехота» за считанные часы установила контроль над территорией Южной Осетии. А сегодня 98-я гвардейская дивизия ВДВ и 31-я отдельная гвардейская десантно-штурмовая бригада приписаны именно к коллективным миротворческим силам оперативного реагирования.

Боевую работу российских миротворцев наглядно продемонстрируют члены Санкт-Петербургской молодежной общественной военно-патриотической организации «Красная Звезда». В марте они помогали в организации празднования 200 лет ВВ МВД РФ, а в последнее воскресенье июля устраивали высадку морской пехоты на торжественном проведении Дня ВМФ в парке 300-летия Санкт-Петербурга. На этот раз в условной операции по освобождению заложников будут задействованы БТРы и БРДМы. Бойцы с синими шевронами на камуфляже атакуют вооруженных негодяев, придя на помощь мирному населению… А потом будет концерт для всех, кто придет в Муринский парк, выставка техники и вооружения и настоящая каша из полевой кухни.

И, может быть, две буквы странные МС перестанут быть просто аббревиатурой из боевого прошлого.

    Кирилл Метелев, «Конкретно.ру», фото из архива «Оперативное прикрытие» (таджикско-афганская граница, иногда гарантией мира становятся орудийные стволы…)

 

А начиналось все примерно так…

Все, что здесь будет написано, рассказал мне бывший сослуживец и хороший приятель Илья Шкляр.

Примерно в феврале прошел по части слух, что набирают в Югославию… Нужны только саперы, водители и снайперы. Потом сказали, что желающие могут писать заявление. Ограничения: рост – не ниже 175 см, национальность – русские, срок службы – полтора года и год. От нашей псковской дивизии ВДВ требовалось укомплектовать две роты по 120 человек. Брали, конечно, лучших солдат, сфотографировали и сказали, что скоро полетим в Рязань, а оттуда уже в Югославию. Потом вдруг дали отбой, но через неделю начались сборы. Продолжались они в большой спешке и неразберихе два дня.

Нам было известно, что создается сводный батальон от всех частей ВДВ страны. Настроение приподнятое – объяснили, что Россия впервые участвует в подобной акции ООН, и нам выпала большая честь. В таком расположении духа мы 25 февраля 1992 года приземлились в Рязани. Думали, что сразу перебросят в Югославию, но пришлось ждать около полутора месяцев. Командиры объясняли, что полетим мы туда лишь тогда, когда закончатся военные действия и наступит перемирие. И летим не воевать, а присутствовать, наблюдать, способствовать разведению враждующих сербов и хорватов. Мы же думали, что нас посылают именно наказывать распоясавшихся боевиков.

В Рязани готовили довольно серьезно, режим был очень жесткий. Занимались в основном тактикой, стреляли и бегали. А еще были специальные политинформации о положении в Югославии, о причинах войны и вообще: кто против кого и за что воюет. Несколько раз прилетали высокие начальники, постоянно снимали телевизионщики, зарубежные и наши. Интерес к предстоящей миссии проявлялся огромный, и убоявшихся или не желающих отправиться туда – не было.

Отсев все-таки производился – по характеру некоторые не подходили, или родители слали гневные письма: не пущу сына на войну. Справедливости ралли стоит сказать, в первый же день нас заставили обо всем написать домой, и многим пришлось остаться на родине из-за родительского отказа. Да и контрразведка, конечно, работала: иных кандидатов по неизвестным причинам вернулись назад, в родные части. А вот ограничения по национальности иногда опускались – были у нас и украинцы, и белорусы.

Наконец, объявили, что в середине апреля полетим. Последнее, что нам выдали – это ооновские береты и шарфы. К тому времени часть техники и ее экипажей были отправлены эшелонами через Польшу, Германию и дальше. Оставалось перебросить основные силы. Мы вылетели утром, 17 апреля.

Полет занял около трех часов и закончился в Белграде. Кроме журналистов нас встретили представители канадского и французского батальонов. Посадили в несколько экскурсионных автобусов. Белград красив и приветлив. Никакого ощущения военного конфликта. Тепло и зелень – какая война? Люди на тротуарах явно были нам рады и «в воздух чепчики бросали».

Ближе к Сербской Краине появились следы военных действий. Дальше – хуже. Когда доехали до города Вуковар, стало ясно, что в этой стране идет жестокая бойня. В течение трех месяцев этот город был полностью разрушен. Сербские войска выбили хорватов, уничтоживших за неделю половину населения.

Остановились в военном аэропорту города Осиек. Первые сутки ночевали на полу в спальниках. На второй день отдан приказ – разбить палаточный лагерь с усиленным караулом. К тому времени часть необходимых построек была возведена силами финского батальона обеспечения. На третий день выехали к местам дислокации отдельных рот.

Наша 3-я рота попала в деревню Маринцы на передовом направлении военных действий. Сразу стало известно, что русскому батальону выпало стоять на самом опасном участке фронта. В стране уже находились канадский саперный батальон, финский обеспечения, французский патрульный, батальон Зимбабве и бельгийский, который нес такую же службу, как мы, – постовую. Американцев и немцев сербы отказались пускать в страну по разным причинам.

Наша зона была около 50 километров по линии фронта. Посты отдалены километров на 10-12 друг от друга, если считать по прямой, по дорогам же выходило раза в два больше. Не знаю, что случилось бы с нами, если, не дай Бог, пост решили бы уничтожить. Из-за чего там шла война? Сербская Краина – это местность, которая отделилась и начала воевать с хорватами. А те считали, что земля принадлежит им, а не сербам. Путаница была с этими конфликтами, на каждой политинформации нам говорили разные вещи. Кроме территориальных были этнические и религиозные причины: сербы – православные, хорваты – католики. Сначала говорилось, что сербы – они хорошие, а хорваты – плохие. Затем разговоры пошли другие, отношение к сербам ухудшилось. По большому счету, нам было все равно, у нас своя служба.

Да, служба… В первое время, конечно, страшновато было, неясным оставалось, для чего же мы все-таки здесь стоим. А потом обвыкли, даже расслабились как-то. Но это позже, когда обе стороны отвели тяжелую артиллерию и танки за 30 км от линии фронта и стало спокойнее. Задачей поста было наблюдать за происходящим вокруг: если перестрелка какая, то кто первым начал, кто из чего ответил; в конце дня докладывали обстановку по рации.

Надо отметить, что сербы пользовались тем, что стоим на их территории, буквально на их позициях. Мы еще только вошли в Маринцы, а вечером сербские танки прямо от околицы деревни начали вести огонь по хорватским населенным пунктам. Были видны разрывы с той стороны фронта. Снаряды пролетали над нашими головами. Хорваты, естественно, не отвечали – боялись попасть по войскам ООН. Население, что сербское, что хорватское удивлялось: выходило, что русские как бы на стороне сербов – и те и другие православные. А у католиков-хорватов стояли бельгийцы. Очень похоже на провокацию какую-то.

Еще странная особенность ведения войны: днем все тихо, люди спят, едят. Отдыхают, зато ночью светло от трассирующих снарядов. С дисциплиной у них плоховато, полупартизаны какие-то. Вооружены чем попало – от наших танков Т-34 и пистолетов ТТ до современных западных образцов. Автоматы у сербов венгерского производства. У хорватов же много было итальянского оружия, его доставляли вертолеты, пока не был перекрыт воздушный коридор. Встречались и наемники, кстати, украинцы попадались, в основном – снайперы.

Часто к нам на посты приезжали канадцы, главным образом. Чтобы скорректировать карты минных полей – заминировано было все вокруг. Еще в Рязани мы много изучали мины всех стран, нас хорошо готовили по части минных заграждений. Бывало, сербские солдаты рвались на своих же минах – только учтенных полей насчитывалось около тридцати в округе и неучтенных примерно столько же. Канадцы – профессионалы, полмира объездили. С ними было интересно общаться. Главное отличие – возраст и опыт, нам по 19-20 лет, а им 25-40 – дядьки такие. Странно было: вроде бывшие потенциальные враги, а тут «голубые каски», миротворцы, что они, что мы…

Осенью к нам наши «профессионалы» пришли – контрактники. Их же не сравнить с теми же канадцами. Я удивляюсь, как некоторых из них медкомиссия-то пропустила? Платили контрактникам столько же, сколько и нам, ну а потом те забастовали: отказались есть и приказы выполнять, тогда зарплату повысили. Эта забастовка была, конечно, ЧП, прямо-таки анекдотические требования выдвигались. Например, выдавать каждому по банке пива в день. Рядовые получали 279 долларов плюс 1,25 в день на сигареты; командир отделения – чуть больше, около 290. Офицеры, в зависимости от должности, – от 860 до 960 долларов. Конечно, все довольны были. Нам-то, «срочникам», совсем хорошо – кормят на убой да еще деньги платят. Сверхсрочники после забастовки стали получать 780-800 долларов.

Чем больше проходило времени, тем дальше казалась опасность – больше стало пьянства. Так произошли единственная за то время смерть и единственное ранение в нашем батальоне. Один забрел на минное поле, в то время как второй, трезвый, побежал его останавливать. В результате взрыва один убит, другой – спасавший – контужен.

Были и смешные случаи. Как-то я ловил рыбу в озере прямо на линии фронта. Жарко было, я снял берет, а именно по ним нам и различали обе стороны. Естественно, по мне стрелять начали. Пришлось ползти метров четыреста, но пойманных карасей так на спине и протащил – не бросать же их! Стреляли кругом часто, а рыбу не каждый день ловили.

Тянет туда, не знаю, почему. Дух у меня тот остался. Деньги… И деньги тоже, но не это главное. Ребята, места знакомые. Весной, если будет еще набор по контракту, поеду, наверно.

    Илья Шамин, Российский журнал ветеранов войны в Афганистане «К Совести», №4 (19), Санкт-Петербург, осень-зима 1993 года (публикуется в сокращении). На фото – личный состав поста «голубых касок»

 

Справка «Конкретно.ру»

Только за годы гражданского противостояния в Таджикистане при выполнении миротворческой миссии и защите государственных границ погибло свыше 160 российских пограничников и более 100 военнослужащих 201-й Гатчинской дважды Краснознаменной мотострелковой дивизии. Уточнение списков погибших продолжается.