<z>После окончания Московского военного института иностранных языков прошел войны в Эфиопии, Афганистане, Таджикистане, Югославии, Чечне. 15 февраля 1989 года, после вывода советских войск передавал территорию Афганистана военным наблюдателям ООН. Последняя «горячая» должность – заместитель командующего объединенной группировкой федеральных сил на Северном Кавказе. Аттестован по пяти иностранным языкам: китайскому, английскому, французскому, персидскому (дари) и шведскому, на бытовом уровне владеет сербохорватским и рядом других. Награжден орденом Красной Звезды и девятью медалями, в том числе Афганистана, Эфиопии и миротворческих сил НАТО. Журналистский и литературный псевдоним – Борис Охтинский. Автор ряда поэтических альманахов, сценариев радио- и телепередач. Полковник. Офицер отдела внешних сношений штаба Ленинградского военного округа.</z>

– Лишь считанным российским военным удалось поработать в штабе НАТО и сделать какие-то умозаключения в отношении того, что же представляет собой сегодня Североатлантический блок и как относится его руководство к нашей стране...
– В принципе контакты с НАТО носят традиционный характер и не разрывались никогда, даже в период Карибского кризиса. Россию, как ранее Советский Союз, связывают со странами НАТО около сотни соглашений, которые, в свою очередь, готовились в ходе консультаций и переговоров. Другое дело – длительное взаимодействие на практическом, как говорят натовцы – «полевом» уровне... С начала 1996 года необходимость в нем возникла в связи с направлением российского воинского контингента в состав международных миротворческих сил в Боснии. Прямым начальником наших миротворцев является не главком НАТО, а его российский заместитель по миротворческому контингенту, подотчетный непосредственно Москве. Моим «полем» в 1997–98 годах был штаб американского сектора, в котором размещалась наша воздушно-десантная бригада.
Я не встретил ни одного натовца, который бы внешне не приветствовал потепление отношений между Востоком и Западом. Любопытно, что к числу этих людей относятся и те, кто без стеснения называет себя националистами. Видно, в США, в Великобритании, да и в других странах, может, за исключением, Германии, это понятие негативной нагрузки в себе не несет. Вообще, «холодная война» «у них» оставила, пожалуй, более глубокий след, чем у нас. Запад, как говорят летчики, еще не прошел «точку возврата», назад к прежнему противостоянию. Время «холодной войны» оставило у наших нынешних партнеров некую жажду чемпионства. Мне представляется, что время, когда Запад перестанет считать себя победителем, пройдет нескоро. Нам же исподволь предлагается вести себя так, как «надлежит» проигравшему...
Вот, например, мемориал в память солдат армий антигитлеровской коалиции... Понятно, что заглавный флаг – Соединенных Штатов. За ним – английский. Где-то четырнадцатым идет флаг Тайваня. Через один – скажем, Бразилии. А российского флага нет. И на мой вопрос отвечают: «А что, разве Россия выиграла эту войну? Советский Союз? Если бы он уцелел, то и флаг бы повесили». Зато советский флаг, правда, без звездочки, но с серпом и молотом, экспонируется на стенде, посвященном Первой мировой войне. Среди флагов побежденных стран: Германии, Болгарии... Но в 1918 году СССР тоже не существовал. Кстати, не хочу переоценивать один единственный эпизод, но он мне показался примечательнее многочасовых «заверений в семейной дружбе». Представьте российский уазик перед воротами американской базы. А полицейский – сержант лет пятидесяти – что-то медлит, пошел с моим пропуском на КПП, кого-то позвал... Затем возвращается со словами: «Сэр, не могли бы Вы проехать через вон те ворота?» Естественная реакция: «Почему?» – «Полковник, те ворота главные. Я хочу составом часовых отдать Вам честь, как офицеру великой страны». Может, сержант что-то понял раньше, чем старшие по званию?..
– Мы привыкли считать, что последним из Афганистана вышел командарм Борис Громов...
– В политическом смысле, да и по существу так оно и есть. Я не думаю, что столь принципиально, переехал ли термезский мост после командующего какой-нибудь связной БТР. Символом завершения афганской кампании, повторяю, стал генерал Громов и таковым он останется в истории. 15 февраля мне довелось сопровождать из Турагунди – по другому, не термезскому направлению вывода войск – военных наблюдателей ООН. Когда где-то в 9.30–9.35 мимо нас прошел тягач технического замыкания нашей последней колонны, на афганском берегу реки Кушки — из не афганцев – мы остались втроем. Под снегом и брошенные. Было как-то не по себе.
В 9.50 со стороны границы из снежной метели неожиданно вынырнули две машины: уазик, а за ним полупустой «Урал». Затормозили у ооновского поста, подали задом к крыльцу, и выскочивший из уазика майор налетел на меня с просьбой срочно найти ему простыню. Тут же соскочивший с подножки «Урала» прапорщик, видимо получивший втык за то, что своевременно не забрал ооновский скарб, с криком стал вместе с двумя водителями грузить в кузов оборудование ооновской радиоточки. Кстати, ооновцы – а ими были канадец и фиджиец – помогали им с погрузкой в том же – чтобы в третий раз не сказать нервном беспокойном – ритме. Я был занят простыней, хотя и не понимал, кому и для чего она понадобилась, и даже не видел, как «Урал» столь же стремительно исчез: в мозгу зафиксировалось, что-то вроде: «Найдете нас на вертолетной площадке».
В 10.00 впятером: впереди – водитель и майор с простыней в огромных варежках, сзади – оба ооновца и я – отправились к «ленточке». На самой границе – на нейтральных метрах двадцати – нас ждал полковник среднеазиатской внешности. Он-то и вытащил майора вместе с простыней на заснеженную дорогу. Следом вышли все остальные. Потом чуть спокойнее он расстелил простынку за уазиком – видимо, этот полковник был гениальным режиссером! – и тут мы, русские, советские, безо всякой команды почти синхронно вытерли об нее ноги. Полковник сказал, что-то матерно-хлесткое, типа: «Ну, что ребята, кажется, войне — КОНЕЦ». Простыня так и осталась в снегу. Полковник, куда-то торопясь, вместе с майором двинулись без нас к советскому берегу.
Метров 50 до пограничного оцепления мы шли пешком. Еще и еще впечатления, незабываемые, яркие, на всю жизнь... Траурного вида женщины настойчиво спрашивали «об обозах»: кем-то был пущен слух, что здоровых выводят через Термез, а раненых и больных — через Кушку. Женщины, на всякий случай приехавшие из многих мест Союза, спрашивали об «обозе с ранеными»... Ну, а дальше – самая ответственная, самая эмоциональная фраза, которую я когда-либо переводил за свою переводческую судьбу. На вопрос ооновцам о завершении вывода войск канадский наблюдатель ответил кратко: «Насколько мне известно, в западной части Афганистана советских войск не осталось». Было 10.09 15 февраля 1989 года. Именно тогда первый из встретивших нас на советском берегу журналистов получил на память копию написанного мною под утро самого «документального» из моих стихотворений. Там есть такие строчки:
Нотный скомканный лист:
Позабыть обо всём –
Просто время пришло возвращаться.
Снег наивен и чист.
Он совсем невесом.
А глаза почему-то слезятся...
– Легко ли быть кадровым военным, который имеет литературный псевдоним – Борис Охтинский, известный в кругах творческой интеллигенции?
– Офицерская служба и поэзия – это дуэльные пистолеты. Неважно то, что они обращены дулами в разные стороны. Важно, что они в одном футляре... Я не вижу здесь противоречия. Я – романтик. Но в творчестве нахожу свое место своеобразного архивариуса. Рассуждаю приблизительно так: в наследство от ушедших остаются либо документы, либо художественные образы времени. Совместить относительность исторического события и точность его эмоциональной оценки – для меня смысл и венец творчества. Сегодня нельзя заниматься литературой вне «производственных» сюжетов. Литератора, даже филологически одаренного, но профессионально непричастного к большому общему делу, я не принимаю. Когда одна из групп петербургских поэтов подводила итог 1998 года, я оказался объектом критики. Остаюсь при своем мнении: пусть будущие исследователи наших дней опираются на публицистику, художественные образы, даже дневники, но правду о том, как мы на самом деле жили, расскажет документализированная поэзия: синтез содержания события и чувств, которые оно вызвало в тот самый момент...
Я хотел бы, чтобы со стороны меня относили к военным и интеллигентам в одном лице. Не мне судить, как получается на самом деле... В обществе складывается едва ли не карикатурное мнение об армии. Создается впечатление, что тем, кто сегодня формируют общественное мнение, доверялась служба исключительно в строительных, при везении, трубопроводных войсках – при всем моем уважении к тем и другим. И венцом воинской пирамиды, поддавшейся их пониманию, оказался какой-нибудь УНРовский прораб-матершинник... А ведь если говорить об армии в более широком смысле, то это не только строевые командиры, среди которых – немало мыслящих, опытных. Есть еще и военные врачи, ученые, филологи, для которых количество звезд на погонах является подтверждением ученых званий и лауреатских дипломов... Что касается бездарей, а хуже того – мерзавцев, то они встречаются везде. Более того, сегодняшнее положение страны говорит, что их максимальная концентрация – отнюдь не среди военных.
– Возможна ли адаптация военного человека в сегодняшнем гражданском обществе? Ведь из армии многие уходят...
– По совершенно тривиальной причине – хронические задержки в выплатах. Если в условиях больших городов у офицерских жен существует возможность какого-то трудоустройства, то что говорить о дальних гарнизонах? И все-таки, большинство держится. Наверное, у военных – особый менталитет, государственный. Беда в том, что общество сегодня оказывается неспособным поддержать тех, кто мыслит категориями «государевой службы», а не собственного кармана. Может, по этой причине не каждый уволившийся находит себе применение на «гражданке».
Уходить в политику? В нормальных условиях этим должны заниматься юристы, экономисты, академические ученые, не только проявившие себя в масштабе всего общества, но и видящие перспективу развития государства. По последнему пункту, боюсь, таких недород. Много рефлексирующей серости. В этих условиях государственная служба вправе востребовать сегодняшнего или вчерашнего военного. Думаю, хуже не будет...
– Большая часть военной биографии Бориса Подопригоры связана с пребыванием в «горячих точках». Есть ли что-то общее во всех этих конфликтах?
– Думаю, что наиболее общее различие состоит в степени внешней привнесенности в конфликт. Вот факты. 1991 год. Таджикистан. Референдум о будущем Союза. Против на всем Памире голосовали человека три, говорят, прибалты из хорогского погранотряда. В том же году в Югославии проводилась перепись населения. 8% опрошенных на вопрос: «Кто Вы по национальности?» ответили «югослав».
Я вижу, как искусственно вводится в наше мировоззрение фактор религиозной розни. За время службы доводилось беседовать со многими мудрыми людьми. Среди них и православные, и католические, и буддийские, и исламские иерархи. Кстати, довелось встретиться и с Папой Римским. Даже решать: целовать или не целовать ему руку. Так вот, в большинстве они на удивление трезво разделяют людей по нравственным критериям. Увы, посредством политических махинаций естественные различия, по сути сопоставимые с теми, что существуют между мужчиной и женщиной, становятся неким бульоном, в котором произрастают ненависть и рознь...
– И, все же, кем считает себя ученый, поэт, русский полковник, просто Борис Подопригора: оптимистом или пессимистом?
– Конечно, оптимистом. У нас великое прошлое, неизбывное чувство юмора в настоящем и наши дети, которые, верю, будут мудрее и деятельнее нас...

Если ваша компания занимается грузоперевозками или вы решили открыть свое дело в этой сфере, купить седельный тягач вы сможете в компании "Бастион-авто". Хорошие цены, качество!
<z>Кирилл Метелев</z>