<z>Реверанс в сторону моды</z>
– Можешь ли ты сказать, что есть культовое кино сейчас? Если сериал смотрят «всем миром» – это культ или все же кино для масс, где грань?
– Культовое или нет – тяжело сказать. Я уверен, что в разобщенном государстве невозможно создать культ чего-то. Допустим, культ личности уже не получится. То же самое и с кинематографом. Вот, к примеру, фигура Бодрова. Ну сколько «культ Брата» продержался? И прошел очень быстро. Сейчас может существовать разве что собирательный образ культового человека. Но если дети начинают играть в «Агента» или в «Убойную силу», то значит, в этом что-то есть.
Культовый сериал – это «Неуловимые мстители». Вот это да! Но это же были былинные герои, которые приходили из солнца и уходили в солнце. Это были богатыри, люди из ниоткуда и в никуда. Помнишь начало? «Если снова над миром грянет гром», восходит солнце и они четверо на конях...
– Ты можешь спрогнозировать, сколько времени отведено этим фильмам историей?
– Трудно сказать. Пройдет время – их будет много-много, а потом отсеется что-то и останется очень мало. Выживут лишь несколько серий, которые станут историей. Вот тогда можно будет посмотреть на них по-другому. К тому же такие сжатые сроки быстрой работы не позволяют развернуться. Количество затрачиваемых на это денег не позволяет делать глобальные вещи. А хотя, черт его знает, может быть, время пройдет, и, может быть, по-новому будут смотреть, что-то открывать.
– Когда снимаешься в таких идеологических вещах, восхваляющих наши бравые органы безопасности, чувствуешь себя носителем какой-то идеологии?
– Согласен, это глубоко идеологический сериал. Как ни странно, но наше государство, по большому счету, идеологии не уделяет никакого внимания. Мы сами являемся носителями идеологии, что мы сами сделаем, так оно и будет. А если мы пытаемся говорить о том, что добро побеждает зло, то это только мы так считаем. А ни в коем случае не государство. Ему глубоко наплевать на это.
– А может, это все же пустые мужские «пострелюшки»?
– Не согласен. Какой-то смысл любая пострелюшка несет. Ты заметила, что в «Агенте» за 36 серий я не убил ни одного человека. Была одна серия, когда я убиваю своего товарища за то, что он убил мою любимую девушку. Это единственное и оправданное убийство. А потом двадцать с лишним серий ни одного на моей совести. О чем-то это говорит?! Все же подспудно философия какая-то в это закладывалась. В каждой серии нет однозначного финала, когда злодей пойман и зло примерно наказано. Всегда я остаюсь, вернее герой – Леха Николаев, в состоянии многоточия. Что-то он упустил...
<z>Пара фраз из-за рампы</z>
Во время беседы Пореченков зачастую местоимение «я» подменяет «мы». И уже трудно понять, о друзьях он, о труппе или о съемочной команде. Допустим, «Агент национальной безопасности» то и дело соседствует с «Убойной силой». Перекличка слишком явственна, получилось так, что телевидение перевесило. К примеру, с Константином Хабенским они вместе учились у Вениамина Фельштинского в ЛГИТМИКе. Оба работают в театре на Владимирском. Спектакли «Калигула», «Клоп», «Смерть Тарелкина», «В ожидании Годо», «Войцек» созданы почти одной и той же командой.
– Твои работы в театре, как и Константина Хабенского, связаны с именем достаточно известного питерского режиссера Юрия Бутусова, признанного мастером камерной сцены. За пять спектаклей что-то сложилось?
– Конечно, с ним тяжело работать, очень… Но с ним кайфово творить. Он человек ищущий. Притом что он Весы по гороскопу, вот его и штормит. Сегодня Юра приносит одну идею, завтра другую, послезавтра меняет это, потом это, он постоянно находится в процессе, как водопад. Он постоянно сыпет, сыпет, сыпет, анализирует, смотрит спектакли, творчески и по-человечески к этому относится.
Он любит то, что сделал, свой продукт, своего ребенка, и нас, естественно, тоже. Но относится строго и жестко. Он ругает, но все правильно делает. Никогда не бросает свое детище.
Самый любимый из всех спектаклей, естественно, первый – «В ожидании Годо». Вот это культовый спектакль, представляешь, когда люди ходят по 25 раз именно на него и находят каждый раз свое. Это абсолютно наша жизнь, надо прийти и просто его посмотреть. Я когда первый раз прочитал пьесу, подумал – неужели эту белиберду кто-то смотреть будет. А стало все ясно и понятно: Юра придумал все очень здорово, а мы сыграли.
– Как правило, основная масса людей, особенно не питерская публика, воспринимает вас однозначно и узко...
– А что поделать? Хотя, с другой стороны, это тоже определенный промоушен. С этим свыкаешься. Я всегда говорю, если пришли в театр смотреть на Леху Николаева, то, в конце концов, увидят Михаила Пореченкова. И именно в той роли, в которой никогда не видели. Ну и хорошо, пускай идут, пускай на Леху Николаева идут, потом поймут: «О, елки, а он совсем другой».
<z>Кинопробы</z>
– Недавно в Петербурге прошла премьера фильма «Механическая сюита» с участием твоим и Хабенского. На пресс-конференции вы славно огрызались на выпады многих недовольных журналистов. Можно сделать вывод, что этот фильм тоже одно из любимых детищ?
– Однозначно. Мне просто никто не предлагал такую роль, как Дима Месхиев. И я ему очень благодарен за то, что он это сделал. За то, что отстоял мою кандидатуру и сказал, что я именно это сыграю. И то, что не побоялся, потому что определенный имидж у меня уже складывался. Он вырвал нас обоих из этой истории. В его ленте мы совсем другие люди, совсем по-другому открываемся. И он этим фильмом сказал, что мы актеры, хорошие актеры, которые могут играть любую роль.
Понятно, что телевидение – единственная мощная структура, которая может раскрутить актера и сделать из него все что угодно. К сожалению, у нас сейчас нет проката, нет большого кино.
В театре же в каждом спектакле мы разные. В «Калигуле» Костя совершенно другой. В «Годо» – мы опять меняемся. Амплуа как такового нет. И сериал, конечно, не показатель нашей работы и того, что мы умеем делать.
– В этом фильме ты таскаешь труп, на экране сгустки крови крупным планом при избиении, смачные удары – насколько оправданна эта утрированная жестокость?
– Черная комедия – это вполне нормальный жанр, может, не очень смешной. Кому-то может нравиться, кому-то нет. Вот когда мы таракана давим, это не жестокость? Зачем же смотреть со стороны убиенного. Жестокость – это когда каблуком глаза выбивают. А вообще-то фильм смешной – это ведь фантазия на тему. То ли реальность, то ли быль, то ли анекдот. Посмотри, у нас все анекдоты достаточно жестокие, ну а тогда чего мы боимся. Этот фильм надо смотреть именно как анекдот, главное, что идея в конце-то добрая.
– Кино для тебя – это параллель, равноценная с театром, или лишь возможность подзаработать?
– По большому счету, кино и театр – две разных профессии, которым нужно учиться отдельно. Осваивать их от начала и до конца. Универсальные актеры, которые работают и в театре, и в кино – это большая редкость.
А в кино сниматься – это не подзаработать, там вкалывать надо, как Папа Карло, очень много и серьезно.
– Как тебе кажется, наше жанровое кино действительно начинает вытаскивать голову оттуда, куда его засунули?
– Говорят, люди деньги отмывают через кино. Но они не только через кино отмывают. Посмотрите правде в глаза, через что только не отмывают деньги, а мы про кино говорим. Да без кино мы загнемся. Вообще кино надо снимать, большое, но как-то слабенько у нас с этим делом. Загнется ведь. Поколение тупое вырастет, не столько важен стул, на котором мы сидим, а сколько самое важное из всех искусств – кино. Какую-то идею надо тащить, чтобы наши дети жили в нормальной стране, а не в беспредельной.
– Любимый мастер в кинематографе?
– Вообще я большой любитель Такеши Китано. Это замечательный японский режиссер. В любом его фильме есть идея – плохой в конце должен всегда умирать, даже если он очень хороший, понимаешь? Не может плохой, даже если он очень хороший, жить, он не имеет на это права. Да… вот это философия, и моя тоже. Если бы я делал фильм «Брат», я бы его убил в конце. Он очень хороший, но плохой. Убивая, он вершит суд, считая, что выше всех. Я бы оставил многоточие в конце фильма, хотя понятно, что на его место придет кто-то другой.
У азиатов сейчас правильное кино. Недавно посмотрел «Жестокий Бангкок». Фильм так себе – про наемных убийц, как всегда. Немой убийца вершит суд, и вот он влюбился в нее – в ту, которую искал всю жизнь. Или не искал, но так случилось. И вроде бы жизнь должна только начаться. Вся банда повержена… И тут он сам себя убивает, и это правильно. Наказывая себя, он не остается жить с ней в прекрасном будущем.