<z>После окончания Военно-медицинской академии служил в гарнизоне города Тарту, откуда по собственному желанию отправился в Афганистан, затем в Закавказье, Приднестровье. Награжден тремя орденами – Красной Звезды, «За службу Родине» и афганским Красного Знамени, а также восемью медалями. Умеет управлять танком, БТРом, БМП. Полковник медицинской службы. Заслуженный врач Российской Федерации. Депутат Законодательного собрания Санкт-Петербурга.</z>

– Понятно, когда во власть идет профессиональный юрист, общественный деятель или известный предприниматель. По крайней мере, цели ясны. Вполне объяснимо даже то, что ради депутатской неприкосновенности туда активно стремятся представители криминального мира. Но врачу-то это зачем?
– Ситуация в стране и в городе в частности сложилась таким образом, что люди, желающие нормально работать, не могут этого сделать в силу бездеятельности власти. Возьмем, например, Военно-медицинскую академию. Старейшее лечебное, научное и учебное учреждение России. Национальное достояние страны, в декабре прошлого года отметившее свой двухсотлетний юбилей. Сюда десятилетиями приезжали со всей страны наиболее сложные больные. Сегодняшний экономический кризис коснулся Академии гораздо раньше 17 августа. Задолго до этого дня, в соответствии с приказом руководства МОРФ, была запрещена госпитализация гражданских больных. Потому что в бюджете деньги выделялись только на лиц, подпадающих под действие Закона «О статусе военнослужащих». От такого вынужденного решения страдают все. Страдает город. Потому что в Академии лечилось до 90% гражданских больных с наиболее тяжелыми патологиями. Страдает персонал учреждения, лечебный, учебный и научный процесс. Мы, преподаватели, не всегда можем показать слушателям то, с чем они столкнутся в своей будущей врачебной практике. Я уже не говорю о тяжелом положении в городском здравоохранении вообще. Всем известно, через какое время после вызова приезжает Скорая помощь.
Все говорят: «Во власть должны идти юристы». Но у меня в руках проект Закона «Об охране здоровья жителей Санкт-Петербурга», который подготовлен к принятию. При всем уважении к составителям этого документа, он абсолютно провальный. Возможно оттого, что Закон был разработан без коллегиального участия профессиональных медиков. Я показал его многим профессорам. Они в ужасе! Мало того, что российский закон написан на иностранном языке, в нем содержатся вещи, которые подводят мину под наше здравоохранение. Например: «В случае недостаточности федерального финансирования федеральных льгот отдельным группам жителей Санкт-Петербурга в оказании медико-социальной помощи, органы государственной власти Санкт-Петербурга обеспечивают их финансирование из бюджета или внебюджетных фондов Санкт-Петербурга». Федералы нам за это скажут большое спасибо. А потом полностью оставят деньги в Москве и используют их для своих нужд. Поэтому по каждому жизненно важному направлению в Законодательном собрании должен присутствовать профессионал.
Я сталкиваюсь с огромным количеством жизненных проблем у избирателей округа. Старая часть Выборгского района – коммуналки, отсутствие горячей воды и элементарных удобств. Никоим образом не считаю, что мы можем гарантировать избирателям решение всех насущных проблем. Но готов драться за справедливое и объективное решение вопросов, которые поставлены передо мной избирателями. И вся моя биография доказывает, что я от своих принципов не отступаю.
– Сергей Анденко – один из тех военных медиков, которые много лет подряд не вылезают из экстремальных ситуаций...
– Да, это верно. Война в Афганистане, землетрясение в Армении, армяно-азербайджанский конфликт, Приднестровье... В Чечню хотел поехать, да руководство не пустило... Мне сказали: «Ты свое уже отъездил. А сейчас есть необходимость в организации помощи раненым здесь». Ведь в Академию было доставлено большое количество раненых, прямо после оказания первой хирургической помощи. И, к сожалению, нередко приходилось исправлять ошибки, допущенные на предыдущем этапе.
Вообще, оказание медицинской помощи в условиях чрезвычайных ситуаций в последних конфликтах, особенно в Чечне, не идет ни в какое сравнение с тем, как работали медики в Афганистане. Начальник кафедры общей хирургии академии, где я работаю, профессор Петр Николаевич Зубарев был первым главным хирургом 40-й армии, когда она входила в Афганистан. Он рассказывал, что первое время там были просто жуткие условия для оказания медицинской помощи. Но в последующем мы не испытывали никаких проблем с медицинским обеспечением хирургических вмешательств лекарствами, кровезамещающими препаратами, инструментарием. С точки зрения врача, войны отличаются только характером ведения боевых действий и системой материально-технического обеспечения. Можно говорить, что в Афганистане, начиная с 1983 года, оно было практически идеальным, чего нельзя сказать о других горячих точках. В декабре 1988 года американцы прислали в Армению самолет с оборудованием для полевого госпиталя. И в течение недели этот госпиталь с американскими сотрудниками находился на аэродроме Ленинакана. Обстановка была очень сложная, врачи по двенадцать часов работали в городской больнице. Но никому из организаторов оказания медицинской помощи на самом высоком уровне этот американский госпиталь оказался не нужен. Американцы увидели, как вокруг них начинают собираться стаи бродячих собак, что, по их представлениям, предвещало начало эпидемии, быстренько свернулись, оставив все имущество, и улетели в Штаты. А позднее на базарах Еревана, Ростова-на-Дону и других городов стали появляться в продаже палатки, носилки, медикаменты, инструменты и оборудование. Вместе с нами работали два московских армянина, которые бросили все свои дела и приехали добровольцами для оказания медицинской помощи. Так вот они таскали из госпиталя все, что удавалось, к нам в больницу, спасая имущество от разворовывания. Дай бог, вытащили сотую часть того, что там находилось. Но нам и этого хватало, чтобы оказывать квалифицированную помощь на самом высоком уровне пострадавшим, которых мы через десять-двенадцать дней вытаскивали из-под завалов. Я познакомился там с израильскими спасателями. У нас специалистов – хирургов, анестезиологов и даже нейрохирургов – принято засылать на передовую, где нет никаких условий для работы, а самый классный профессор с мировым именем никогда не окажет большей помощи, чем обычный санинструктор. Но погибнуть может. А, например, у израильтян или французов на группу в девяносто человек полагается единственный врач. И, кроме того, два с половиной десятка человек, обученных приемам оказания первой медицинской помощи, то есть реанимационным приемам. Остальные – просто спасатели для растаскивания завалов и извлечения пострадавших. Меня поразило их оборудование: все для пострадавшего человека, для того, чтобы его не травмировать лишний раз, создать комфортные условия. А по известной доктрине, от качества оказания помощи на месте происшествия зависят результаты дальнейшего лечения.
– Военные медики – особая каста в Вооруженных Силах...
– В силу своей профессиональной подготовки, интеллигентности и, пусть даже это будет немного грубовато, интеллектуального уровня. И быть военным медиком – здорово! Потому, что он несет двойную нагрузку – как служивого человека и как врача. Причем нельзя допускать перекоса в военную сторону, как того требуют некоторые, не столь дальновидные руководители. Врач всегда должен оставаться врачом. Форму он надевает только для оказания помощи людям в гораздо более трудных условиях, чем в мирное время.
Не воспринимать в период работы вещи, которые для обычного человека кажутся неприемлемыми, просто необходимо. Как быть, если за восемь часов надо ампутировать тринадцать конечностей? Можно ли в этот период позволить себе мысли о каких-то сентиментальных вещах – что человек пострадал?.. Нет, конечно. Но потом...
– Когда и за что Сергей Анденко был удостоен звания Заслуженного врача Российской Федерации?
– В 1995 году за вклад в оказание помощи пострадавшим в период боевых действий и чрезвычайных ситуаций в разное время и в разных точках. Я приехал в Афганистан только в 1984 году, сначала был в Баграме, потом в Кабуле. Ну, а на операции приходилось ездить по всей стране. В Баграме я был в самый разгар боевых действий на Панджшере. Прошел несколько армейских операций. На мой взгляд, не самых лучших с точки зрения оперативного искусства. Поэтому в сутки к нам привозили по 60–80 раненых. А потом летчики дошли до того, что и в ночное время забирали бойцов с гор и доставляли в медсанбат. До этого в Баграме работали гражданские специалисты по трехмесячному контракту. Но в разгар армейских операций, в связи с огромным количеством раненых, в медсанбат начали присылать студентов-медиков из Союза на усиление. Потом все они закончили Академию. Кто-то остался преподавать. Другие ушли на «гражданку», занимают высокие должности.
В Афганистане нами была разработана практическая схема лечения пострадавших с минно-взрывными ранениями. Ведь до этого, даже после незначительного подрыва, человек часто погибал. Скажем, когда я приехал в Баграм, увидел в историях болезни в медсанбате, что из девятнадцати человек, умерших после минно-взрывных ранений, пятнадцать погибли от осложнений, а не от несовместимых с жизнью повреждений. Причем такие ранения (отрывы конечностей) были на уровне стопы. Там внешне не наблюдалось повреждений, которые должны вызвать летальный исход. Мы начали тщательно изучать эти истории болезни и выявили ошибки, приводившие к трагическому результату. К развитию, в частности, жировой эмболии, острой почечной и печеночной недостаточности. После изменения схемы лечения нам удалось, даже с учетом жаркого климата, горной местности, недостатка кислорода, потерь жидкости в период проведения боевых операций, практически свести летальные исходы на нет. А из одиннадцати случаев развившейся на других этапах медицинской эвакуации жировой эмболии, удалось вылечить десятерых. Это очень много! Особенно если учесть, что до этого летальность была стопроцентной. Нашу схему, висевшую в медсанбатах, переписывали приезжающие профессора, чтобы применять ее в Союзе.
– Продолжает ли Сергей Анденко быть практикующим врачом?
– К сожалению, принятый Устав города определяет работу всех депутатов Законодательного Собрания на постоянной основе. Мне пришлось приостановить службу в Вооруженных силах. Но я договорился со своим академическим руководством о том, что по возможности буду в течение четырех депутатских лет участвовать в хирургических вмешательствах.
– Каким образом?
– А у нас есть ночные дежурства. Работа врача стала для меня жизненной потребностью. Когда ты знаешь, что жизнь больного зависит только от тебя, и никто другой не может вмешаться, и ты сохраняешь эту жизнь, то получаешь гигантское моральное удовлетворение... У нас были такие ситуации в Афганистане, когда в половине пятого утра заканчивается оперативное вмешательство. Темно еще. И «вертушки» еще не привезли новую партию раненых. Есть время поспать, отдохнуть – полтора-два часа. А мы сидим в ординаторской, пьем чай, по пятьдесят грамм принимаем и, просто разговаривая между собой, получаем удовлетворение от того, что мы сделали за это время. Это надо понять. Каждый человек должен понимать свое предназначение. Мое предназначение – помогать людям в самых экстремальных условиях. И, наверное, выборы в Законодательное собрание – те же экстремальные условия. Я долго думал, прежде чем решиться на этот шаг. Друзья, хорошо знавшие меня, сказали: «Серега, ну а кто, если не ты? Ты же сам ездил в «горячие точки». Добровольно»...
<z>Кирилл Метелев</z>