<z>Сергей Полатайко. Кадровый офицер. В Афганистане командовал подразделением саперов. Получил тяжелое ранение и практически потерял зрение. Отмечен боевыми наградами. Оказавшись на «гражданке», окончил Санкт-Петербургский государственный университет, факультет философии. Пишет стихи, переводит зарубежных классиков. Кандидат философских наук. Преподаватель Российского государственного педагогического университета им. Герцена.</z>

– Дайте! Дайте что-нибудь, пока просит – то ли угрожая, то ли предупреждая, обратился к ней молодой парень, до этого болтавший со своим приятелем. Приятель же с неподдельным энтузиазмом принялся подбадривать Чирика. Обезьянка зыркнула на парня, на его приятеля.
– Давай, Чирик! – ободрял приятель, и Чирик метнулся к синей сумке. Сначала он обшарил внешние карманы, потом попытался открыть замок. Замок не поддался. Тогда Чирик ловко взобрался на стоявшую рядом с женщиной девочку. Публика заметно оживилась. Девочка вдруг как-то воздрогнула. От этого движения и толпа, и Чирик отхлынули от нее: внутреннее напряжение разрядилось вспышкой безотчетного страха.
– Ма-а-ма! – словно вспомнив, протяжно заревела девочка.
– Ма-а-ма-а-а!!!
Чирик уже сидел на плече молодого парня. Чувствуя свою вину, он ласкался к хозяину, пытаясь заслужить прощение. Женщина, оставив сумку, рассматривала руку девочки.
– Не реви, – говорила она ей, оценив масштабы случившегося. – Суешь пальцы куда попало... На вот! Дай ему черешни. Видишь, какой он маленький. Девочка протянула Чирику черешню. Маленькими лапками обезьянка взяла ягоды и, усевшись на цветной бетон набережной, стала быстро есть.
– Посмотри, косточки выплевывает! – обратила внимание девочки женщина. – Не то, что ты, дура!
Мне стало не по себе. Я отвернулся и долго смотрел на море. Ласковое тихое мелководье анапской бухты словно растворяло в себе неясную горечь.
Широкий песчаный пляж царским поясом Ипполиты схватывал Анапу, но внутренняя сила этой земли не позволяла ему затянуться. Именно здесь, в окрестностях города, начинается главный Кавказский хребет.
Горы... Море... Обезьяны...
За моей спиной в вечерних сумерках с особой четкостью проступала чугунная ограда древнего городища. Вернее того, что осталось от древнего города Горшппии. Я обернулся... Обнаженные археологами остовы домов и мощеные каменными плитами две короткие улицы, окруженные оградой и утопающие в зелени, напоминали могилу древнего предка. Не страшную, а скорее романтическую смерть, которая более отягощалась мыслью о наследстве, чем горечью потери.
За оградой памятника, через дорогу, еще можно было увидеть другую ограду – более низкую. Лишь кресты на крыше дома да на служебных постройках указывали на то, что здесь храм: ни колокольни, ни привычных маковок куполов. Будто после болезни, не набрав силы православного великолепия, корнями уходящего в Византию, церковный двор дышал чистотой, а свежевыбеленные стены храма не отдавали мертвенной белизной...
Обезьянка фотографа все еще смешила отдыхающих. Длинный поводок почти не стеснял ее свободы. Своим попрошайничеством Чирик кормил не только себя, но и хозяина. Не случайно и нарекли обезьянку Чириком. Правда, цены теперь другие...
Сумерки сделались гуще; ветер принес с моря терпкий запах волны и выброшенных на берег водорослей. Обогнув городище, я вышел к храму. Долго рассматривал постройки... Отчего-то вдруг вспомнилась соловьевская усмешка «человек произошел от обезьяны, следовательно, мы должны любить друг друга».
Горы... Море... Обезьяны...
Церковь и санаторий расположены на одной улице. Белая маленькая церковь и огромный корпус – они противостоят друг другу. Девятиэтажное здание санатория с изломанными линиями балконов словно повисло в воздухе над зимним садом, разбитым в первых этажах. Не подавляет эта громадина церковь, нет, она как бы пытается оттолкнуться от нее, но неведомая сила, кажется, удерживает их вместе.
Сколько символов рождает воображение, к каким высоким смыслам уносит оно мысль!..
Но все гораздо проще, если порознь, то все гораздо проще...
Второй год подряд я отдыхаю в этом санатории. Точнее, он называется – Центр восстановительной терапии воинов-интернационалистов «Кубань». Это последний центр такого типа. Раньше их было пять: под Москвой, Иркутском, в Бердянске, еще где-то и здесь, в Анапе – из пяти этот последний. Однако среди персонала существует устойчивое мнение, что и «Кубань» с октября станет просто гостиницей.
За год здесь многое изменилось: нет больше бесплатных экскурсий, платной стала дискотека и компьютерный класс. За внешними изменениями вдруг особо остро почувствовалась напряженная внутренняя жизнь. Случайные разговоры на темы сегодняшнего существования Центра и его будущего, которые вспыхивали в коридорах и кабинетах лечебного корпуса, прояснили не столько страх перед закрытием, сколько мужество медиков и обслуживающего персонала. Не раз звучало в их адрес: «Вы же пробивные, ребята! – помогите себе. Здесь лечатся те, кого вы однажды уже спасли там, в Афганистане!»
Но что слова! Арендный совет пытается сохранить хоть какую-то часть мест для лечения инвалидов-«афганцев». Мне непременно захотелось встретиться с его председателем Ю. А. Васильевым, но что бы я ему сказал?.. Как объяснить ему, да и себе то, что один Розенбаум смог вытащить на свой сорокалетний юбилей из Москвы по старой дружбе двух генералов – Бориса Громова и Руслана Аушева, а Центр восстановительной терапии не может достучаться со своими проблемами до сердец новых чиновников? Как объяснить ему?.. Мужчина, он прекрасно знает: подчиненный не имеет права обсуждать приказы командира, командир не имеет права жаловаться подчиненному. Возможно ли обратное?
Им очень нужен Центр.
Я не смог встретиться с Васильевым. Чувство собственного бессилия не позволило мне занять время этого человека и вселять в него надежду, которой никогда не суждено будет сбыться. И меня безрезультатно водила судьба по коридорам Белого дома России... Я еще помнил крик о помощи доктора медицинских наук Н. Моисеевой: «Афганцы! Помогите пробиться к Руцкому – Финский залив гибнет!» Финский залив – не просто Центр.
Я не встретился с Васильевым...
Солнце уже скрылось за горизонтом, оставив вечерней заре воздать последние почести уходящему дню. С высоты седьмого этажа был виден запредельный свет, уже не попадавший на землю, но еще живший в море и в небе. Сумерки почти скрыли очертания набережной, утопавшей в зелени Горшппии и церковного дворика...
Когда мы научились просить?.. Или попрошайничать?!
Горы... Море... Обезьяны...
<z>Сергей Полатайко</z>