Не знал капитан Яковлев, что в тот жаркий июльский день запершит у сослуживца в горле, и предложит Евгений больному товарищу: «Дай я за тебя слетаю»... И не вернется... Что после напишут в свидетельстве о смерти предательски, скончался, мол, в городе Москве... Будто и не покидал вовсе Родины.
Их были сотни, а не сотни тысяч, как в Афганистане.
Двадцать долгих лет пролежали награды, документы и письма покойного мужа у Ванды Ивановны Яковлевой. Пятнадцать последних прожила она в Ленинграде.
Я держу в руках египетский орден, и подумать только – не случись жестокой десятилетней войны, не пройдись Афганистан по нашему поколению, и еще двадцать лет прожила бы Ванда Ивановна рядом и вне родного народа, пьющего и беспамятного. А может просто ничего не знающего и угоревшего в своих бесконечных бедах.
Лишь когда Афган-война прошлась по сотням тысяч обыкновенных семей, тогда и задумались мы о тех сотнях соотечественников, время от времени выполнявших миссию «по охране рубежей нашей Родины»: кто – в Африке, кто – в Азии, а кто и вовсе в Центральной Америке. Воистину «широка страна моя родная». Не появись на наших кладбищах «афганских» надгробий, мы никогда бы не заметили других, на которых еще много лет назад высекалось: «Погиб при исполнении интернационального долга». Заметили... Не поздно ли? Еще совсем недавно славили повсюду интернационализм большой и малый, а сегодня... Вчера народ наш, от академика и до грузчика дяди Васи, воспевал воинскую доблесть, а сегодня рьяно поносит «афганцев»: «Расплодили льготников!» До тех ли воинских могил...
Сначала был Красноводск. Срочно. Запыленные самолеты. Приближенные к пустыне условия. Два месяца подготовки. Потом – Египет: союзник, героически отражающий агрессию Израиля...
– Женя писал: «Слушай «Последние известия». Будешь иметь представление, где я». И я слушала жадно, лихорадочно две-три фразы, которые доносило радио. Письма... Мы их все храним. А он домой собирался – обещали, что скоро-скоро им замена. Письма продолжали приходить и после похорон. Это было очень печально. Они долго шли до сорока дней, – Ванда Ивановна перебирает бумаги на русском, арабском. – Двадцать лет молчания, – Свидетельство о смерти: его привез из столицы усатый комсомолец. Был какой-то документ из Египта. Но сказали, что хоронить с ним нельзя. Поэтому мы ждали. Несколько дней сидели и ждали... Вместе с гробом привезли чемодан с вещами: газета от 30 июля – день последнего боя, шлем летный, письма... Похороны проходили очень пышно. Сын – семь лет было мальчишечке: во время салюта мы его чуть из ямы не вытащили – так испугался. Войсковая часть, военкомат. Что-то так много говорили, много обещали. Художественный фонд Кишинева взялся поставить бесплатный памятник...
– А на нем...
– А пиши, что хочешь. Я и списала с извещения. Тогда мне казалось, когда напишу «Героически погиб при исполнении интернационального долга», я что-то такое выражу...
– И никто тому не препятствовал?
– Всем было все равно. И ордена высечены: боевого Красного Знамени и этот египетский... Раз умер в Москве... Тогда еще таких могил были единицы. Запреты? Это, наверное, потом, когда уже «пошел поток». Афганистан...
Из звена Евгения Яковлева попали пятеро. Все, кроме него, вернулись на Родину живыми. В прошлом году собрались, написали Ванде Ивановне письмо. Советовали за себя как-то бороться, создавать Египетскую ассоциацию. Что она знает об участниках той «малой» войны? – Пить стали, сильно.
– У меня характер как характер. Я же не бежала от людей. Вот когда мужа не стало, как-то многие семьи закрылись. Было ощущение, что до меня никому дела нет. И я... побежала вступать в партию... Не приняли: не так заявление написала. Я на педиатрическом участке работала. Двое детей... В такие вот условия были поставлены врачи, в том числе и детские: я должна была работать на полторы ставки, чтобы заработать 150 рублей. Только так. Отсутствовала дома помногу... Но попадались хорошие люди...
– А сын все-таки пошел по пути отца?
– Да. Пошел в Суворовское училище. С трудом поступил, только биография и помогла. Потом артиллерийское. Уже пять лет отслужил в Чехословакии. Теперь – на Дальнем Востоке... Вы знаете, там так страшно! Так тихо! И будто весь мир отрезан. Мне кажется, эта тишина страшна для воинов... Они едят, служат, спят и надеются, что где-то – хорошая жизнь. Что будет отпуск. Каждый третий отслужил в Афганистане, еще где-то. И почему-то он там сидит, в этой дыре. Его будто усыпляют. А ему нужно быть ближе к жизни...
– Ванда Ивановна, а как Ваш сын относится к тому, что его отец воевал в Египте, был боевой офицер?
– Ну, как... С терпением, как Борис и Глеб – наши русские святые. Какое-то удивительное терпение: так надо... Я очень боялась, что сын попадет служить в Афганистан. Дрожала. Считала, что для одной семьи это очень много. И куда идти не знала. И что делать не знала. Молила Бога. Ведь товарищи сына там были. Приезжали в отпуск, страшные вещи рассказывали...
Она искала. Искала семьи тех, кто погиб в Афганистане. Узнавала о них во Фрунзенском райисполкоме, была на приеме у депутатов. Просто уверилась в том, что ее боль, ее горе сродни тому, что пережили близкие погибших «афганцев». Она вполне могла бы быть матерью одного из них, как любая женщина, родившая в шестидесятые сына. Она потеряла мужа, когда вся страна в едином порыве аплодировала еще крепкому Брежневу и распевала «Парни-парни, это в наших силах – Землю от пожаров уберечь!» А с египетского неба факелами срывались советские парни... Ванда Ивановна нашла матерей и вдов погибших «афганцев», и они приняли ее в свой круг. Едина утрата... А сегодня...
– Я ходила в горвоенкомат. Поговорила. Решила заняться поиском таких же семей, у кого родные погибпи в Египте. Сначала мне ответили, что это невозможно. Что в личных делах не указано место гибели. В картотеке не указано. И адресов нет. И ничего я не найду. Но начальник политотдела сказал, что он подумает. Что вопрос это новый... Двадцать лет – все новый вопрос... Очень трудно живется в одиночку. И я не хочу, чтобы семья погибших по-прежнему жили так.
В горвоенкомате сказали правду. Новый вопрос, «сведения о потерях в живой силе и технике в военных действиях за пределами СССР в послевоенное время являются в настоящее время закрытыми и публикации в печати не подлежат», – ответило на запрос «АиФ» Министерство обороны. Вот и говорят в военкомате: ничего не найдете. Что толку винить людей – «под погонами» ходят. Знать, по вековой нашей традиции, придется снова подниматься «всем миром». Но велик ли он – «весь мир» разобщенный и озлобленный?
– И Вы считаете, что опорой в таком нелегком деле могут стать «афганцы»?
– Да. Безусловно. Все так быстро забывается. Пройдет год, другой... Может быть, где-то пусть еще одной семье поможем. И то будет на нашей стороне больше. «Афганское» движение – оно просто честнее, лучше многого из того, что окружает нас сегодня... Двадцать лет прошло... Хочется понять истоки, откуда все. Чувствуешь повсюду много недоговоренного. И хочется узнать. И хочется помочь...
Я держу в руках орден. Тяжелый, с витиеватой арабской вязью и пробой на драгоценный металл у булавки. Боевой египетский орден «За храбрость». Боевого советского офицера. И подумать только – не случись жестокой десятилетней войны, не пройдись Афганистан по нашему поколению...
<z>Кирилл Метелев</z>