Вениамин Смехов: «Страхом мы владеем как вторым русским языком»

Вероятно, только сочинители газетных вступлений могут представлять Вениамина Смехова в первую очередь как исполнителя одной из главных ролей культового советского фильма. С большим правом его называют актёром «Таганки», а также исполнителем стихов и литератором. Но, конечно, ни что из названного Вениамина Борисовича в полной мере не представляет. Смехов – действующее лицо в различных смелых проектах – от опытов на ТВ до зонг-оперы «TODD», записанной с группой «Король и Шут». Немногие знают, что он отказался от звания народного артиста России, которое хотели присвоить ему под юбилей. Продолжил линию Ульянова и Лаврова, в своё время отказавшихся от цацек. К орреспондент «Нашей Версии на Неве» побеседовал со Смеховым в преддверии его творческого вечера, намеченного на 14 ноября. 

– Вениамин Борисович, вероятно, разговор нельзя не начать с упоминания создателя «Театра на Таганке», недавно покинувшего нас.

– Закрылась большая важная страница отечественной культуры, которая называлась Юрий Любимов. Как сегодня осознаётся в среде беспафосных знатоков жизни и печали, Любимов – это Любовь, Музыка Слова и Свобода. Это был великий театральный чудотворец, о котором лучше прочего скажет цитата из «Гамлета»: «Распалась связь времён. Ужели я связать её рожден?..» Это, наверное, самый точный перевод для всех высказываний о Любимове, которые мне довелось увидеть в «поминальной» прессе. 

– Его театральные идеи пока должным образом не изучены. Можно ли ожидать возрастания интереса к фигуре Любимова?

– Юрий Петрович в таких случаях говорил: «Он (имелось ввиду Пушкин, Бродский, Высоцкий etc) в нас не нуждается. Это мы нуждаемся в нём». Любимов, скорее всего, нужен профессионалам, которые, так или иначе, наследуют его энергию созидания и разрушения. Это не мои слова – слова видных режиссёров. Так говорят Анатолий Васильев, Кирилл Серебренников, Марк Захаров, Римас Туминас... То, что осмысленно живущие граждане страны воспринимают утрату Любимова близко к сердцу…

Факт: ни один режиссёр в нашей стране не знал такого прощания. Такого рода реки прекрасных лиц России, соотечественников, я лично видел вслед ушедшим Андрею Сахарову, Владимиру Высоцкому и Булату Окуджаве. Чтобы театральный режиссёр собрал целый Арбат – длинную реку – такого не было. Можно только вспомнить пример Италии, когда провожали Федерико Феллини. Как будет дальше – я не знаю, не умею прорицать. Знаю только, что разговоры (вы, наверное, были их свидетелем) «театр на Таганке умер» – невежественное пустословие…

Нельзя сказать, что умер БДТ, театр Акимова, МХАТ, театр Вахтангова. Театр не умирает – перелистывается страница истории. Дальше – как Бог даст. Это зависит ведь, как и вся наша жизнь, не только от создателей или вождей, в науке ли, культуре ли, политике ли, во многом – зависит от людей, от человека. Но всё остается. Театр живёт. Как живёт и кино. 

– Публика, петербургская – не исключение, полюбила Вениамина Смехова как исполнителя стихов. Репертуар ваш внушителен, велик. Скажите, пожалуйста, а есть ли среди наших современников поэты, интересные вам?

– Да, моя нынешняя радость – новые поэты, их очень много. Значит, живём. Был председателем жюри – так меня несправедливо повысили – в большом кругу замечательных поэтов – таких как Кабанов, Коровин. Это была первая Всероссийская премия имени Валерия Прокошина, соединившая сто семьдесят поэтов нашей провинции. Можете себе представить – это 2014 год. Те, кто знает цену поэзии как профессии, те не смогут отрицать полноценности этих произведений. Эти имена – прекрасное, меланхоличное и радостное движение русского слова. Наша Родина – Русский язык. 

– В связи с последним высказыванием едва ли возможно не отметить дискуссии о поиске национальной идеи…

– Вы питерский человек? Тогда знаете, что говорил Дмитрий Сергеевич Лихачёв: «Не надо искать никакую национальную идею для России – это мираж. Культура и искусство – основа всех наших достижений и успехов». Сказано им, великим мудрецом и печальником Лихачёвым: «Никакой особой миссии у России не было и нет. Российский народ спасёт культура и искусство». Так и запишите. «Жизнь с национальной идеей неизбежно приведёт сначала к ограничениям, потом возникнет нетерпимость, нетерпимость непременно приведёт к террору». 

– В то время как искусство призывает нас к свободе?

– Да, к свободе, допуск к которой для мастеров искусств России сегодня уникален, как бы ни сетовали, ни призывали к окончательному пессимизму многие умные люди. Мне, скорее, близка мысль о том, что чернозёмную почву великой культуры никакая политика, никакая «аматерная» власть победить не сможет.

Даже скажу вам по большому секрету – сегодня, в отличие от всех времён с 1917 года, мы можем с вами так свободно разговаривать. Я могу повторить мою фразу, которая убедила молодого и очень страстного оппозиционера, фамилию называть не буду (парадокс, да?): «Мне 74 года, я пережил несколько режимов и вижу, что нас сегодня защищает эпоха предыдущей безнадёжности». Это – о временах, когда был изгнан Любимов, когда за верность и любовь к отцу «Таганки» нас преследовали надзором и угрозами. 

– В советское время жила замечательная форма искусства – телетеатр. На ум, в первую очередь, при упоминании такового, наверняка, придут образы великого Даля. Скажите, пожалуйста, возможно ли в наши дни ожидать некого ренессанса телетеатра?

– Олег Даль, уверен, возразил бы вам: «В первую очередь здесь надо называть режиссёров этого прорыва – Фоменко, Эфроса, Орлова, Виктюка…»

Думаю, возрождение телетеатра возможно. За эти годы были спектакли и у Мирзоева, и у Юрского, и у меня. Телетеатр продолжается, и будет продолжаться. С деньгами плоховато. У нас ведь, к сожалению, как… О величии культуры мы с вами смело цитируем Лихачёва – это наша бесплатная радость, а то, что в планах власть имущих должно быть перенесено с последнего места на первое – то, что обязано быть обеспечено бюджетом – это по-прежнему «в листе ожидания» какого-то умственного пробуждения. Бюджет на культуру сокращается. Это происходит и с театром. И с телевидением – возьмите лучший наш канал «Культура». 

– Разделяете ли вы расхожее мнение, что серьёзная актерская школа с упадком СССР деградировала?

– Скажу, что всё идет – как полагается: волнами. Нынешняя волна вызывает только радость и удивление сходством с тем, как начинался «Современник», как в него кидали камнями, как начиналась «Таганка» – забрасывали и её.

Такое возрождение происходит сегодня везде. Очень интересно театральное движение в провинции. Новое поколение меня очень радует. Ориентироваться на телевизионный экран, телесериалы, чаще всего – несерьёзно. Хотя мне доводилось встречаться с замечательными актёрами и на подобных съёмках в последние годы. 

– Говоря об актёрах – согласитесь ли с тем, что сериальная индустрия стала препятствием для становления актера?

– Да, соглашусь. 

– В одном из интервью вы говорили: «Лично я могу себе позволить отказаться от дурной роли, скверной компании, неважного сериала». А каковы критерии отбора? От многих ролей вы отказались?

– Этого было достаточно. Только сейчас ушли три предложения, которые мне предоставили. Почитал и отказался. Есть понятие вкуса. То, что увидел – проявление дурновкусия. Начиная со сценария. Бывает, помимо того, скажем, неопрятная административная работа. Так уж получается, что мне гораздо ближе жанр моноспектакля, когда партнёром становится зритель. Здесь, конечно, не могу перехвалить удачу в моей жизни – сотрудничество с каналом «Культура». 

– Позволю себе привести ещё одну вашу цитату: «Мне приятно, что я заработал своим опытом эксклюзивное право менять текст в сценарии».

– Принято требовать от актёров следования букве текста. Но в моём случае (а я всё-таки, по преимуществу, литератор) подобная преференция мне выдаётся. Золотой век «Таганки» – от 1964 до 1981 года – о чём сказано в моей книге, это и восемь сценариев, мной литературно обработанных. 

– Однажды вы назвали наши дни «временем вынужденной разобщённости». Не могли бы развить эту мысль?

– Разовью свою, если позволите. Русский язык справедливо объединяет представителей разных цивилизаций: тот, кто владеет «низовым языком», не расстаётся и со знаниями литературного. Во Франции, в Америке, в Англии профессиональные писатели, садясь за книгу прозы, берут словари своих литературных наречий. У нас же, хотя, конечно, были феноменальные случаи (например, язык Александра Солженицына), но, обыкновенно, даже люди с фактически нулевым образованием поймут то, о чём писали Карамзин, Пушкин, Некрасов, Достоевский. 

– Насколько известно, у вас особые отношения с концертным залом «У Финляндского».

–У меня прошло восемь добрых встреч

с нашими соотечественниками в городах Германии – Мюнхене, Берлине, Мюнстере. Видимо, таким образом я подготовился к самому, наверное, почитаемому в моей концертной биографии месту – концертному залу «У Финляндского». Это законная ностальгия. В самые дурные годы тамошняя дирекция меня приглашала, даже несмотря на полусекретные звонки о «нерекомендованности». Так было после изгнания Любимова, когда в Москве мне были запрещены все виды профессионального общения с публикой. В концертном зале «У Финляндского», он был тогда главный в городе, состоялась очередная творческая встреча. Спустя какое-то время, отважная Людмила Александровна сообщила мне: «Слава богу, ничего с нами не было, и с вами тоже. Но теперь я вам скажу: в поезде следом за вами ехал осведомитель». Представляете, какая упоительная напряжёнка была в 1984-87 у нас на «Таганке»? Страхом мы все владеем как вторым русским языком. Да.

 

       Н.К.,Фото: Владимир Вяткин, "Наша Версия на Неве", № 42 (350), от 03.11.-09.11.2014