Леонид Фёдоров: «Совок у нас никуда не уходил»

«АукцЫонщик» Фёдоров – культовая фигура российской андеграундной сцены.

Достаточно одного факта: именно его музыку взял за саунд-основу Алексей Балабанов для своего последнего фильма. Безусловно, стоит сказать, что Леонид открыл публике Сергея Шнурова, поэтому известно, кому обязан головокружительным успехом «Ленинград». Группа «АукцЫон», участником которой является Фёдоров, в числе наиболее значимых коллективов российской сцены последних тридцати лет. Интервью он редко балует публику. А она привыкла к тому, что каждое высказывание Фёдорова если не откровение, то откровенность. Он не постесняется послать интервьюера куда подальше, если ему покажется, что тот неадекватен. Он вообще может послать любого, вне зависимости от чина, ранга. Можно было бы отвесить трюизм про «башню из слоновой кости», но Фёдоров гораздо выше него. Не способный на банальность, он может шокировать радикальностью позиции. Но за это его и ценят.

Вообще, у авангардиста две армии обожателей. Первая крайне неравнодушна к его карьере в группе «АукцЫон». Вторая – к сольному творчеству, тому, что лучше подпадает под кате-горию авангарда. Недавно дуэт Фёдоров-Волков выступил в стенах, ни много ни мало, Государственной академической Капеллы. Публике представили новую программу, в которой сплетены реплики из «Слова о полку Игореве», стихов Введенского, Хлебникова, Волохонского. Своими размышлениями Леонид Фёдоров поделился с корреспондентом «Нашей Версии на Неве».

– Когда-то давно мы записали альбом, состоящий из стихов Александра Введенского, рус-ского поэта, обэриута, соратника Хармса. «Безондерс» ведь состоял из песен на его стихи. Трудно объяснить этот выбор. Наверное, скажу просто – мне нравятся эти стихи.

– Думал, скажете, что Введенский, как и Хлебников, и Волохонский пишут вне-временные вещи. Как-то в интервью вы отметили, что лучшие произведения, по вашему мнению, констатируют неизменное – и поэтому безвременны.

– Скорее, стихи выбраны только потому, что они близки мне по ощущениям. В данном слу-чае, для нас важна фактура текстов. Хотя если говорить сугубо о музыкальности – не думаю, что они такие уж музыкальные.

– Потребовалось немало смелости, чтобы решиться на выступление в Капелле?

– Площадка для нас не столь принципиальное значение имеет. Скорее, было большое же-лание получить хорошее место для хорошего живого звука. К Капелле я отношусь, скажем так, с уважением, почтением. Не думаю, конечно, что эта площадка прямо для меня, для нас. Всё-таки мы из немного другого жанра.

– Сейчас много обсуждений вокруг постановки «Тангейзер». Вы отмечали, что вас подобная риторика удручает, говоря об общем тоне: «Я терпеть совка не мог именно за стилистику, эстетику и весь этот волапюк. Не терплю стадную эстетику, будь она совковая или гитлеровская, всё равно». Не напомнил ли вам скандал с оперой именно Совок?

– Если честно, мне наплевать на это. Я-то как раз считаю, что совковость как была, так и осталась. Беда именно в том, что она никуда не уходила. Вне зависимости от отвратитель-ности постановки, Вагнеру от этого ни хуже, ни лучше. А то, что какие-то гадости пишутся, людей как-то пытаются гнобить – так это было всегда.

Я вообще не имею интереса к постановке «Тангейзера». Эта опера рождалась в позапро-шлом веке, когда была другая музыка, и принадлежит тому времени. Мне же интересно то, что сейчас, а не музыка XIX или даже XX века.

Но осталась идеологическая чушь. Вещи далёкие от искусства, вылезшая опять откуда-то шиза, это и есть совок. Какое-то искусство запрещать – это и есть совок. Считаю, что если человек захотел пойти послушать Вагнера в такой постановке, то он должен иметь такую возможность. Отчего нет? Политики эти – совершенно не пойми кто, а Вагнер – он всё равно останется, вот в чём суть.

– Насколько, на ваш взгляд, вообще нормально, что люди говорят не столько об опере, сколько о некоем социальном отношении к ней?

– Я вот как раз об этом и говорю. Вместо того, чтобы обсуждать постановку, обсуждают какой-то скандал. Так можно обсуждать, в каких трусах ходил Майкл Джексон. Хотя, кому какая разница – совершенно не понимаю.

– Некоторое время назад петербургский андеграунд определял культурное поле. А что сейчас стало с ним?

– Я сейчас, в основном, живу в Москве, не особо вникаю, если честно. Мне кажется, когда он возник, то был некоей социальной отдушиной, свое-образным глотком свободы. Можно было какое-то время общаться с людьми, которые были совершенно независимы от конъюнктуры, политической шушеры. Возможно, сейчас просто нет таких талантов, какие были тогда.

 

        Михаил Берг, "Наша Версия на Неве", № 19 (378), от 25.05.-31.05.2015