Застрять – полбеды. Вот по нужде сходить – проблема. К редких туалетам выстраивались очереди, терпилы из которых в бесконечном ожидании момента стеснительно перетаптывались на месте. Если же вспомнить об автомобилях, то поскольку официальные лица утверждали, что полностью решили все проблемы с транспортным движением на юбилейную ночь, их скопилось множество. Машины застыли «стенка на стенку», ошеломленные (мягко скажем) гаишники тщетно пытались выцепить из пробки лошадь: «Ты ее морду влево давай! Да не туда, в другую лева…» Водитель кобылы с вытаращенными глазами поочередно дергал поводья, но морда лишь хрипела и натыкалась на капоты автомобилей…
Нескончаемое шествие разочарованных японским действом людей растянулось на километры. Если автомобиль мог протиснуться сквозь рядовых юбиляров, не «посадив» кого-то на капот, к нему бросались с вытянутыми руками несчастные, которые вдруг осознали, что в дом уже не вернуться. Засыпающих детей взгромоздили на плечи. Охранники светящихся кафе жестко предотвращали любую попытку вторжения: уже закрыто, мест нет, мы не работаем…
Автомобильные потоки, выбравшись на оперативный простор, лентой устремились к мостам. Мосты стояли… пока не развелись. По обе стороны Володарского моста, как известно, вновь сводящегося на полчаса незадолго до четырех часов ночи, образовалась пробка, перед которой меркнут напрочь неподвижные проспекты в часы пик. За сорок минут удалось продвинуться на два дома вперед… Мост, поднятым вверх средним пальцем, во второй раз показал свое чрево автовладельцам.
На рассвете стало легче. Только по городским улицам все тянулись группами горожане. К дому. За пять минут до открытия метро у станции «Площадь Александра Невского» устало толпились люди, общим числом к тысяче.
Петербургский «перл-харбор» продолжался еще полдня. К полудню четверга выжившие в катаклизме жители начали выползать на свет, а интенсивность автомобильного движения на центральных улицах сравнялось, вероятно, со среднестатистическими показателями для поселков городского типа.