Начнем с томящихся. Подавляющее большинство писателей-разночинцев, к коим с полным основанием можно отнести Чернышевского с Добролюбовым, вышли из поповичей. Их отцы были приходскими священниками и сами они, по действующему в середине XIX века закону, не могли избрать для себя никакого иного поприща, кроме духовного. Исключение составляла только всегда почитавшаяся на Руси словесность.
Заканчивая в разное время весьма престижные духовные училища, и не желая прозябать где-нибудь в глубинке, питаясь не от щедрот малочисленных прихожан, а исключительно от своего огорода, разночинцы на старших курсах академий всеми правдами и неправдами налаживали связи с редакциями толстых журналов. Для Чернышевского с Добролюбовым такой палочкой-выручалочкой, позволившей им не облачаться в рясу, стал столичный журнал «Современник» с его сатирическим приложением «Свисток». Став штатными сотрудниками этого журнала и напрочь забыв о христианском смирении, поповичи в каждом номере говорили о необходимости глубоких революционных преобразований в России. Их воинствующему свисту, безусловно, способствовало колоссальное имущественное неравенство в среде тогдашнего духовенства. Например, обер-прокурор Священного Синода, наделенный окладом и полномочиями отраслевого министра, считал, что никакая революция России не нужна.
Другой причиной, по которой поповичи дружно подались в литературу, было злокачественное невнимание русской интеллигенции ко всему тому, что произносилось тогда и произносится сейчас с церковных амвонов. Тогда как острые журнальные стати ходили буквально по рукам. Так был ли смысл поливать два раза в день морковку и свеклу, тупеть и ежегодно «засевать» матушку новым чадом, когда сама судьба давала поповичам завидный шанс влиять на умы своих современников посредством печатного слова. И они активно влияли, не ограничиваясь только домашним свистом, а, порываясь, время от времени, бухнуть в заграничный «Колокол», издаваемый Герценом и упрямо призывая Русь к топору. При этом даже скуповатый Некрасов платил поповичам за их литературные труды очень хорошие деньги. Недаром обиженный Федор Достоевский как-то сказал: «Тут стараешься так глубоко копать, а на Руси читают одного Добролюбова».
Теперь буквально два слова об изгоняемом Гоголе. К сожалению, Николай Васильевич был от природы лишен возможности видеть жизнь в ее постоянном изменении и развитии. Чтобы исследовать процесс, ему, как социальному анатому, требовалось хотя бы на время его остановить. Но остановленная жизнь мгновенно превращается в свою противоположность. Не исключено, что, испугавшись той мертвечины, которую сам же и создал, Гоголь сжег вторую часть своих «Мертвых душ». Но понять и увидеть жизнь во всем ее многообразии и красоте он не смог, так как к этому времени уже безвозвратно увяз в сетях религиозного фанатизма. Самым милым произведением Гоголя можно считать «Вечера на хуторе…», но и в нем видимость движения создает ни что иное, как головокружительный полет черта. Не говоря уже о том, что долгие годы роман «Тарас Бульба» не рекомендовался к печати, так как в нем громко звучит сугубо расистский призыв «резать клятых ляхов».
Видеть жизнь, как единый и постоянно изменяющийся процесс умел Лев Толстой. Но его свалила гордыня. Еще бы, ведь вся Европа ждала, что теперь изречет старец из Ясной Поляны. А старец, не удовлетворившись каноническим «Евангелием», засел за свое. Но и это еще не все. Влюбившись в рукотворного Платона из своего романа «Война и мир», Лев Толстой стал доказывать, что Россию может спасти только сермяжная правда, так как она ближе всего к Богу. Умные люди называли подобные высказывания Толстого вопиющей пошлостью. Добавляя, что граф объелся трюфелями, и его на капусту потянуло. Как бы там ни было, но Лев Толстой с жаждой личных преобразований сумел стать не только зеркалом русского бунта, но и его активным проводником.
Но не только в России к словам и мыслям литераторов относятся с таким вниманием. Основатель «Церкви Сатаны» – Шандор Ла Вей всегда заявлял, что архетипом дьявола для сатанистов был и останется этичный князь тьмы из романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита».
Наконец, пришло время внимательному и вдумчивому читателю сделать вывод о том, что человечество вполне могло бы избежать многих бед и катастроф, если бы чуть меньше доверяло словам и мыслям известных писателей. И все основания к этому есть. Известно, что творческие личности отличаются повышенной страстностью натуры. Отсюда те ошибки, которые они так часто совершают в своей жизни и на которые исподволь подталкивают своих доверчивых читателей. Вспомним хотя бы о волне самоубийств, захлестнувших Европу вскоре после появления на книжных прилавках «Страданий юного Вертера». Именно поэтому милый ироничный бред Даши Донцовой куда приятней и безопасней, чем тяжелый сумеречный сомнамбулизм Веры Павловны из романа Чернышевского «Что делать». И нет ничего страшного в том, если «Письма идиота» Бориса Акунина станут достоянием школьной программы. Надо только попытаться объяснить детям, что к словам президента страны нужно относиться серьезно, так они могут в корне изменить многие из условий нашей жизни. Так же внимательно следует относиться к рекомендациям видных богословов, поскольку, не соблюдая их, можно искалечить свою жизнь. А вот ко всему остальному следует относиться, как к частному мнению того или иного писателя. Чтобы пояснить сказанное, приведу детали своей беседы с известным итальянским драматургом Николаи. Мастер сцены недоумевал по поводу того, что российские авторы неизменно пробуют закладывать в свои произведения некий воспитательный момент. «Нам это не по силам, – сказал Николаи, - если итальянец пришел в театр, чтобы развлечься, а не остался дома и не зарезал свою тещу, то мы считаем, что наша задача уже выполнена».