<z>Этапы большого пути</z>
Всевозможные обсуждения концепции судебной реформы стали уже доброй традицией. Примерно раз в три года по этому поводу проводятся парламентские слушания, обсуждения в Администрации президента, в различных общественных организациях, объединяющих судейское сообщество.
Первые проблемы на пути реформирования возникли в 1995 году. Как отмечалось в заключении Комитета Совета Федерации по конституционному законодательству и судебно-правовым вопросам, одной из важнейших задач реформы являлось расширение прав участников уголовного процесса. Парламентарии посетовали тогда, что на практике это коснулось в основном только «прав и законных интересов подозреваемых и обвиняемых». Однако, судя по плотности народонаселения СИЗО, мало изменившемуся на протяжении всех лет этой самой реформы, сами подозреваемые и обвиняемые об этом вряд ли знали. Зато сидельцы-уголовники получили в результате нововведений хотя бы теоретическое право добиваться справедливости и реабилитации. Сами – пока живы, и их душеприказчики – после смерти. В советские времена этого не было, а за оправдательный приговор в уголовном процессе, как говорят старые адвокаты, судью вполне могли вызывать на «правило» в райком или обком КПСС.
В 2001 году оправдательные приговоры составляли «целых» 0,34%, а абсолютное большинство оправдательных вердиктов, вынесенных судами присяжных, опротестовывались прокуратурой и отменялись Верховным судом.
Зато страдальцы по гражданским делам получили в результате реформирования Гражданско-процессуального кодекса «пресекательные сроки». Сие означает, что успевшие за год пройти все инстанции, вплоть до Верховного суда, имеют теоретическую возможность добиться справедливости, не успевшие – остаются с дыркой от бублика.
Уже в 1998 году независимый статус судей и данные им правовые гарантии вызывали определенную тревогу у депутатов Госдумы, сделавших акцент в итоговых документах очередных парламентских слушаний на «определенной степени замкнутости и корпоративности судебной власти, возникшей в результате ложно понятого принципа независимости судей…». Депутаты как в воду смотрели.
В первой редакции закона «О статусе судей» 1992 года существовал некий пункт 9 статьи 14, по которому судья мог лишиться должности за совершение проступка, позорящего честь и достоинство судьи или умаляющий авторитет судебной власти. Через год, в 1993-м, Пленум Верховного Суда своим постановлением разъяснил, что к такого рода проступкам относится судебная волокита. Не прошло и пяти лет, как в конце декабря 2001 года, пункт 9 из закона был исключен, и непомерное затягивание дел осталось нормой. Не Конституционно, знаете ли. Нет такого положения в Конституции страны, по которому человек имеет право на рассмотрение дела в разумные сроки и беспристрастным судом. И хотя это положение сейчас закреплено в новом Уголовно-процессуальном кодексе, но в Конституции оно отсутствует в Гражданско-процессуальном кодексе – тоже.
<z>Мы едем, едем, едем…</z>
Вторым базовым законом стал принятый в 2002 году закон «Об органах судейского сообщества». В одной из своих статей он разрешает жаловаться на неправомерные действия судьи в квалификационную коллегию. Но вот кто туда может жаловаться, четко не прописано, а потому и может толковаться по-разному. Особенно с учетом того, что один из пунктов статьи касается только самих судей, либо кандидатов на эту должность. То есть, сам судья может пожаловаться на неправомерные действия своего начальника или коллег, а простые смертные запросто получат законную отписку.
Есть, конечно, исключения и из этого правила. В 2002 году Высшая квалификационная коллегия судей лишила полномочий 36 членов судейского корпуса, еще 116 представителей третей ветви власти подверглись дисциплинарному взысканию. Это в масштабах всей страны. Самое интересное, что, по словам председателя высшей квалификационной коллегии судей Валентина Кузнецова, четко обозначенного проступка, за который судью можно наказать хотя бы дисциплинарно, не существует. Короче говоря, сами в семейном кругу разбираются: кого журить, а кого миловать.
В 2001 году это положение попытались изменить, в том числе созданием над действующими тремя ветвями судебной власти некоего Совета Судебной Власти РФ, который ставил бы вопросы о прекращении или приостановлении полномочий служителей Фемиды и давал бы разрешение на привлечение их к уголовной ответственности. Судя по всему, возмущению судейского корпуса не было предела. На крамольный проект Совета, другой совет – Судей Российской Федерации, завел даже «Дело № 22 от 17 января 2001 года». Каким был приговор – догадаться не сложно.
В начале 2003 года стали носиться с проектом упразднения арбитражного суда и слияния судов в одну систему. Однако, по словам председателя Высшего Арбитражного суда России Вениамина Яковлева, такой проект существовал лишь на уровне слухов, растиражированных некоторыми СМИ.
<z>Медленно, но верно</z>
В 1998 году было признано, что «ход судебной реформы замедлен, а правосудие из-за неудовлетворительного финансирования находится в кризисном состоянии. Под угрозой оказались конституционные права человека и гражданина на судебную защиту. И если бы это утверждение осталось только в том «дефолтовом» году. Даже сейчас Вениамин Яковлев признается, что «состояние судебной защиты прав и интересов граждан не может вызывать удовлетворения».
К 2001 году сторонники проводимой судебной реформы утверждали, что она хоть и медленно, но все же реализуется: обеспечены независимость суда, несменяемость судей, введены суды присяжных, адвокат приступает к защите своего клиента с момента задержания, в УПК внесено немало поправок и дополнений, защищающих права человека. Оппоненты возражали, что адвокату, нанятому за деньги, необходимо приложить массу усилий, чтобы прорваться к своему подзащитному, а государственный защитник вообще «убиваться» не будет. Что касается прав человека, то дознаватели и следователи, похоже, как лупцевали в прошлые годы арестантов, так и сегодня лупцуют. Надзирающая прокуратура, как правило, ничего не видит. Не созданы суды ювенальной (детской) юстиции.
По словам советника Конституционного суда России Тамары Морщаковой, на сегодняшний день рано подводить даже предварительные итоги судебной реформы. Бывший заместитель председателя Конституционного суда вообще считает, что реформа проводиться силами тех, кто должен быть реформирован. Прямо по Жванецкому: «что охраняю, то и имею».
На самом деле, суды должны озаботься изменениям законов о себе. Но кто же себе, любимому, будет лиха желать?
Есть еще и радикальные оппоненты, которые считают, что судебная реформа движется не туда. То есть в сторону, противоположную соблюдению демократических свобод и прав человека. К таким радикалам относится, например, адвокат Санкт-Петербургской городской коллегии адвокатов Андрей Ветков: «Независимость и неприкосновенность судей создали все предпосылки для фактически безнаказанной коррумпированности «третей власти». Судья знает, что он может затянуть дело и ему ничего не будет. Судье законом дано право, самому рассматривать отвод на себя и принимать решения (это касается и гражданского и уголовного процессов). И кто же в здравом уме и трезвой памяти сам на себя этот отвод удовлетворит? На Украине, например, отвод, заявленный судье, рассматривается другим судьей или даже другим составом суда из трех судей.
Судьи должны быть подконтрольны. Хотя бы общественности. Ту же квалификационную коллегию необходимо формировать по другому принципу. Ведь понятно, что судья судью судить не будет, потому что вероятность: «сегодня ты, а завтра – я» всегда существует. В квалификационных коллегиях не должны работать действующие судьи, там должны быть квалифицированные юристы, депутаты, еще кто-то, но не судьи».
<z>Суд – сюда</z>
В середине сентября 2003 года возник очередной повод говорить о реформировании судебной системы. Речь идет о проекте перевода судебной власти в Петербург. Разговоры об этом, так или иначе, просачивались в прессу еще с февраля.
Свое губернаторство Валентина Матвиенко начала с того, что пообещала добиваться передачи Питеру столичных функций и перевода в город третьей власти. Многие из журналистов преподнесли это известие как вопрос решенный. Говорили даже о том, что Указ Президента по этому поводу уже подготовлен и будет подписан со дня на день. По горячим следам комментарии брали у кого только можно, но сами представители судейского корпуса, за исключением Арбитражного суда, комментариев не давали. Конституционный суд молчал, потому что даже если появится вступивший в силу Указ, он не изменит места его дислокации (для этого надо менять Конституцию). Судьи Верховного суда повели себя, как и должно высокопрофессиональным юристам. Ведь ни один из них не будет комментировать Указ или Закон, не видя текста документа, его аргументов, формулировок. Скорее всего, по этой причине ни одному питерскому журналисту не удалось взять комментариев у председателя Санкт-Петербургского городского суда господина Полуднякова. После возникшего, было, ажиотажа прошла неделя, другая и все стихло. И хотя возможность переезда судов в Петербург, пусть вяло, но обсуждается, тон несколько изменился. Все больше и больше людей предлагают посчитать – во что подобное реформирование обойдется казне. Все чаще звучат аргументы, что с переездом судов инвестиции в город не придут. Нечему приходить. Реальные потребности судов из государственной казны удовлетворяются на 30-40%. Рассчитывать, что вслед за судейскими чиновниками придут деньги, довольно наивно, если не полагать, что это будут соответствующие уровню взятки, и что полученные в виде взяток средства могут быть вложены в питерский бизнес. Но и «это, сынок, – фантастика», к реальной экономике и реальным инвестициям отношения не имеющая.
Можно было бы согласиться со спикером Совета Федерации Сергеем Мироновым, на прошлой неделе заявившим, что самый лучший способ сократить раздутый чиновничий аппарат – начать его реформировать или переводить куда-либо. К сожалению, это верно в отношении всех чиновников, исключая судей, огражденных от подобных коллизий законом «О статусе судей». Ведь не просто так с упорством и последовательностью тему перевода судов продолжают муссировать. Не иначе, грядут какие-либо изменения законов – либо касающиеся самих судей, либо…. Конституции страны. Потому что не только место Конституционного суда прописано в основном законе страны, к судейской системе приписаны по той же Конституции органы прокуратуры. Правильно это или нет – не нам судить. Однако перевод судебной власти, если его осуществлять по действующей Конституции, предполагает перевод в Петербург и Генеральной прокуратуры. А оно нам надо?