Показательно, что для своего фамильного герба французский архитектор выбрал слова, которые до него осмеливались произносить только гении: «Не весь умру...», и пожелал после смерти быть погребенным под сводами Исаакиевского собора. Но отношение современников к творению Монферрана не было столь восторженным. Тяжеловесность собора, его несоразмерность с окружающими постройками вызывали серьезную критику. За четыре колоколенки, посаженные на громоздкое основание, собор насмешливо прозвали «чернильницей».
Во время строительства по Петербургу ползли слухи — собор оттого уже пережил трех императоров, потому что какой-то блаженный предсказал смерть Монферрана после завершения строительства. Оттого архитектор медлит. Пророчество сбылось: ровно через месяц после освящения собора Монферрана не стало, впрочем, тогда ему было уже 72 года. Однако последнюю волю покойного выполнять не стали. Александр II не разрешил хоронить католика в православном храме. Гроб с телом архитектора лишь обнесли вокруг собора, которому он отдал сорок лет жизни, и увезли в Париж.