Водолазное ремесло в этом смысле, должно быть, выглядит куда как заманчиво. На прошлой неделе из-за границы в ЦКБ «Рубин» приезжали водолазы, участвовавшие в подъеме «Курска» – клетчатая юбка шотландца мелькала во всех новостийных блоках. После трагедии подводная тема у всех на слуху, а тут еще звонок: «Не хочешь ли встретиться с одним интересным человеком? Смирнов Евгений Степанович – специалист по водолазным работам – может рассказать, как его уже покойный коллега вытаскивал из воды знаменитую личность». Ладно. Почему бы не съездить… Узнать, что же это за люди такие – водолазы. Тем более, как отметил классик, «все профессии важны…».
<z>Дедуктивный метод</z>
Оказалось, фирма, где работает Евгений Степанович, выполняет гидротехнические работы. Прокладывает под водой всяческие трубы, кабели, ремонтирует подводные сооружения и т. д. и т. п. Но разговор начался не с этого, а с обещанной байки. О том, что же произошло, Евгений Степанович поведал с долей научного скепсиса.
– В 69-м году с нами старый водолаз трудился. Он уже был на пенсии, фамилия его Грачев была. Дядей Петей звали. Так вот он рассказывал, как осенью 1916 года их подняли по тревоге из Кронштадта. Куда и зачем? – не объяснили и на катере отправили в Петербург. Вопросов предупредили не задавать. В городе водолазов встретили два городовых и пристав. С Невки, по-моему с Ушаковского моста, поступило сообщение, будто здесь останавливалась пролетка и что-то выбросили в воду. Дежурный на мосту сказал, что нашел галош. Галоши тогда носили не от сырости, а богатые люди для престижа, и этот самый галош был очень большого размера. Один из водолазов полез с берега в воду. Вышел. И сказал, что под водой какой-то тюк. Вытащили, а там труп. Он был – вот так согнувшись, его туда в мешок, видимо, заталкивали. Увидев мертвеца, пристав сказал: «Это он». И все. На этом, значит, все закончилось. Водолазов отправили обратно в Кронштадт, и по дороге приказали ничего никому не говорить. Если будут спрашивать, скажите, мол, буксир где-то получил пробоину…
Потом эта история забылась, и вот спустя очень много лет, когда стали говорить о Григории Распутине, дядя Петя понял, что, скорее всего, это был именно его труп. Галоши-то Распутин носил очень большого размера. Вот так. Можно верить, а можно и нет.
<z>Реактивный снаряд в канализации</z>
Неискушенному человеку общаться с водолазом очень даже занимательно. В разговоре то и дело проскальзывали словосочетания, которые дилетанту могут показаться явно абсурдными. Взять хотя бы «водолазный телефон». Это как? Вытащил такой агрегат, обнажил голову, поговорил, пуская пузыри и наверх за дозой искусственного дыхания? Конечно, все выглядит иначе. У водолаза, как известно, железный шлем, а внутри расположено переговорное устройство. Естественно, без всяких свойственных телефону кнопок и трубки…
А что прикажете думать, когда тебе говорят о прочистке канализации? Не хочу никого обидеть, но, простите за грубость, в голове волей-неволей возникает жуткая картина, которую можно лаконично охарактеризовать идиомой: «по уши в дерьме».
<z>– Как же, вы чистите канализацию?</z>
– Приходилось заниматься. Помимо водолазных работ. Это прочистка под большим давлением. Есть специальный реактивный снаряд. Водяные струи от него отходят назад, и под их напором он движется в заданном направлении, попутно размывая всякие там засоры и пробки.
<z>– Какие же таланты или способности нужны для того, чтобы стать водолазом?</z>
– Здоровье, только здоровье. Ну и еще отсутствие боязни замкнутого пространства. Забыл, как называется.
<z>– Клаустрофобия.</z>
– Да. Тем более в темноте. Некоторые теряются, и здорово. Нам же на свету не приходится работать. Вот я, сколько помню, лет двадцать подряд рук своих не видел. Мы все время работаем на ощупь.
<z>– А если фонариком воспользоваться?</z>
– Такая загрязненность, что не пробивает… Просто светлое пятно и все. Прозрачная вода только в Баренцевом море, в Белом, на Байкале, а Балтика – она вся грязная. В основном ил, ну и, конечно, производство. Слив отходов очень большой. Не везде пользуются очистными сооружениями. Как таковые, они почти нигде не действуют, то и дело забиваются, и мы сейчас впервые приступили к их чистке. До этого воду откачивали машинами, а то, что на дне – грязь и ил – копилось годами.
<z>– Как выглядят такие сооружения? </z>
– Это емкости, закопанные в землю, метров восемь в диаметре и десять в глубину. В низу у таких баков находятся решетки и сетки, через которые вода, очищенная от всякого мусора, уходит на второй этап. Порой масса, скопившаяся на дне, становится плотной, как асфальт. Вода через такой слой просачивается с трудом, и, естественно, не очищается. Такие сооружения бывают по сорок лет не чищены.
Сейчас осадок через шланг удаляется насосом. Конечно, и водолазу на дно приходится лезть. Но этот тяжелый труд мы стараемся сводить к минимуму.
<z>– А специфические заказы поступали, вроде того, в котором дядя Петя участвовал?</z>
– Мы этим обычно не занимаемся, хотя многое случалось. К таким заказам нельзя привыкнуть. На берегу стоит рыдающая жена, дети… А ты тут тащишь их отца…
<z>Спокойствие, только спокойствие!</z>
Если бы военно-морской флот начал разваливаться чуть раньше, то директора этой фирмы Михаила Кобина, возможно, и не было бы в живых. Корабль-спасатель, один из тех, которые после трагедии на «Курске» наконец-то привлекли к своему жалкому состоянию всеобщее внимание, спас Кобину жизнь. Вот какую историю рассказал директор:
– В 1986 году я временно оставил водолазную работу. И устроился в Усть-Нарвской базе тралфлота рыбаком. Однажды в районе острова Готланд со мной приключилась неприятная история. Мы тогда ловили салаку. Моя нога попала в трал, и он мертвым захватом обмотался вокруг нее. Вместе с ним меня утащило на глубину 30 метров. Я был без всякого водолазного снаряжения, в рыбацкой робе, сапогах…
Понял, что шансы на спасение равны нулю. Не знаю, как там насчет света в конце тоннеля или всей жизни, промелькнувшей за минуту, единственное, что я осознал, так это то, что не увижу, как моя дочь пойдет в школу. В тот год она должна была пойти в первый класс…
Когда трал коснулся дна, рыба равномерно распределилась по дну, и узел на ноге ослаб. Почувствовав это, я освободился, скинул сапог. Вижу, передо мной дележник – конец толстой рыбацкой веревки, которая тянет сеть. По ней я полез наверх. Там наверху рыбаки тоже сообразили, накинули эту веревку на лебедку и включили ее на полные обороты. Свободное всплытие могло закончиться ударом о днище судна. Чувствую, дыхалки не хватает, сдерживаю попытки инстинктивно вздохнуть. Воду глотать не спешу. Паника водолазу совершенно не нужна. Выплыл. Живой.
Все это стоило мне разрыва легочной ткани и баротравмы легких... Рыбаки тоже все как один хладнокровные люди, но и они сказали, что если бы кто-то из них оказался в такой ситуации, то живым точно не остался. Все-таки 30 метров туда и обратно без воздуха, и причем еще нужно было потратить время на то, чтобы распутать узел. А он впился так, что, даже несмотря на сапог, на ноге была вмятина толщиной в палец.
Значит, поднялся я на борт. С тоской смотрю вдаль. На горизонте кирхи острова Готланд. Понимаю, что самое действенное средство лечения – барокамера. Нам всегда говорили, на всех курсах повышения квалификации, при любой, пусть даже малейшей баротравме легких помогает только режим лечебной рекомпрессии. Где в море может быть барокамера? Наверное, у военных спасателей на водолазных судах. На тех, которые занимаются спасением подводных лодок. Есть такие. По крайней мере, были раньше. Сказал капитану, так и так, мне нужна барокамера, а вы уж там принимайте решение, как и что. Меня привезли на плавбазу – рыболовецкую матку, куда мы с траловых ботов сдавали рыбу. Там единственный врач. Прихожу к нему в каюту. Ходить могу, а вот изо рта кровотечение. Доктор посмотрел, и потом, договорившись через министерство рыбного хозяйства с министерством обороны, мы пошли на встречу с военным спасателем. Он шел на учения, но изменил курс. Только через шесть часов мы встретились, и меня переместили с борта на борт уже под руки, ослабевшего от постоянного кровотечения. Барокамера была готова, и медик-лейтенант отправился вместе со мной внутрь. 30 часов я там просидел, потом госпиталь и через три дня выписка по собственному желанию. С тех пор каждый год 27 июня праздную свой второй день рождения.
Позднее, когда я снова пришел на работу водолазом, вода поначалу не внушала мне доверия. Не сразу удалось адаптироваться, но потихоньку все вошло в свое русло…