Форносовский бунт подавлен

К голодающим сидельцам присоединились арестованные трех питерских СИЗО: знаменитых Крестов, ИЗ-47/5 и, что удивительно, изолятора на улице Лебедева – 45/4. Этот СИЗО известен как подростковый, взрослых арестантов туда сажают, чтобы не переполнять Кресты. Еще про «четверку» говорят, что условия содержания там более-менее сносные, посещения-проверки разных организаций (в том числе и городской комиссии по помилованию) проходят постоянно, гуманитарной помощью (вещевой и продуктовой) местные сидельцы тоже вроде не обойдены. ГИУН по праву гордится художественной мастерской, организованной на Лебедева. И тем не менее даже там к акции присоединились1500 человек. Впрочем, речь, скорее всего, шла о взрослых арестантах.
25 февраля количество голодающих, опять же по официальным данным, уменьшилось почти наполовину.
Если внимательно проанализировать все появившиеся сообщения, самым интригующим становится факт, что пять учреждений голодали в поддержку одного – колонии №4 в Форносово, а из нее ни 24, ни 25 февраля не поступило никаких письменных требований. И проверка факта массовой акции протеста, проходившая в этом учреждении, не зафиксировала ни одного случая отказа зеков от еды. Противоречивой также была и информация о причинах голодовки. Вечером 24 февраля журналистам на брифинге заявили, что устные требования спецконтингента известны – отстранение от исполнения обязанностей руководства колонии №4 и первого заместителя начальника ГУИНа Владимира Веселова, якобы из-за вымогательства у зеков денег.
Еще через сутки на сайте одного из информационных агентств появилось сообщение о том, что столь массовая акция была спровоцирована воровским сообществом, в частности неким вором Лехой Иркутским. Был также приведен и текст «малявы», будто бы разосланной по зонам и СИЗО, в которой авторитет призывает арестантов начать голодовку именно 24 февраля. Все бы ничего, да смущает одно. В тексте записки Леха Иркутский обращается в первую очередь к арестантам Крестов. И там они, действительно, по закону, до вынесения решения суда – арестанты. А начали-то голодовку уже осужденные. Ведь первый сигнал в середине дня 24 февраля поступил из колонии №3 в Форносово. Сомнительно, что вор в законе настолько безграмотен, чтобы всех, под одну гребенку, называть арестантами. Да и общее количество как протестующего тюремного народа, так и учреждений (в том числе и Крестов), участвовавших в акции, стало известно только к вечеру. Смущает еще и тот факт, что 25 февраля вроде бы появились первые письменные заявления от зеков, но зона, в пользу которой голодали все остальные, по-прежнему молчала.
До 26 февраля известий «с той» стороны не было никаких. И это как раз не удивляет – родные осужденных просто боятся, как бы «их сидельцам» не было еще хуже. Тем не менее информацию о том, что творится на «четверке» в Форносово, все же удалось получить... из Москвы, с одного из правозащитных сайтов, занимающихся только вопросами пенитенциарной системы. Родственники зеков жаловались именно туда, и там же было опубликовано послание заключенных ИУ/3 (учреждения, которое первым и начало голодовку). Письмо появилось на сайте утром 26 февраля, а уже к 16 часам официально объявили о том, что акция протеста прекращена.
Победили последствия, но возможная причина осталась, если исходить из текста опубликованного в интернете письма «оттуда». В частности, зеки утверждают, что акция «обоснована нечеловеческим отношением к заключенным ИК/4». Что интересно, письмо опять-таки написано кем-то из заключенных колонии №3, которые лично к своей администрации претензий не имеют.
Ситуация несколько прояснится, если знать, что среди спецконтингента ИУ/3 считается «черной» зоной, то есть по понятиям – воровской. А ИУ/4 – «красной» – учреждением, где все подчинено администрации и в принципе должен соблюдаться Уголовно-исполнительный кодекс, а не воровские понятия. Кроме того, ИУ/4 – зона строго режима, где, по мнению людей, имеющих тюремный опыт, и беспредела-то (любого и в любом виде) всегда было меньше.
Справедливости ради стоит сказать, что информация, поступавшая о форносовской «четверке», даже в среде родственников сидельцев носила противоречивый характер. По сведениям одних, некоторые осужденные, находящиеся в «бунтующей» и молчащей зоне, о том, что они голодают, узнавали «из телевизора» и подтверждали своим родственниками слухи о том, что протест спровоцирован воровским сообществом для уменьшения влияния администрации. Однако, опять же по информации «с той стороны», после разразившегося три дня назад скандала, ГУИН ввел усиление в «четверке», и с 25 февраля появились какие-то ограничения (можно предположить, что это коснулось и писем с воли, и свиданий, и телефонных звонков, не говоря уже о передачах и посылках).
По сообщениям же других, в ИУ/4 творится самый настоящий беспредел. Якобы, когда осужденный приезжает на «строгач» из Крестов, сначала сотрудники учреждения устраивают некий ритуал «прописки», заключающийся в том, что новичка бьют палками по пяткам. Затем над ним начинают морально и физически глумиться сами зеки. В результате некоторые, не выдержав издевательств, готовы пойти на совершение еще одного преступления (или, как говорят, «раскрутиться»), лишь бы уехать из зоны обратно в СИЗО. Еще утверждают, что о подобном обращении на этой зоне было известно давно. Якобы периодически «форносовские ужасы» обсуждали родственники заключенных в очередях на передачи, но молчали и, видимо, будут продолжать молчать. Во-первых, вряд ли им кто-то поверит. Ведь, кроме собственных слов, каких либо других доказательств они представить не могут. Во-вторых, пожаловаться в какие-либо независимые инстанции для проведения независимой проверки родственники и знакомые сидельцев тоже не могут. Похоже, что в Петербурге нет не только уполномоченного по правам человека, имеющего возможность самостоятельно и независимо проверить любой поступивший сигнал, даже из-за колючей проволоки, но и ни одной правозащитной организации, которая смогла бы среагировать на конкретную ситуацию. И дать взгляд на проблему «с той стороны». Ведь все три дня акции журналисты сообщали только те сведения, которые давали сотрудники ГУИНа и спецпрокуратуры, не имея возможности дать высказаться другой стороне конфликта.