– Там за Волновахой такая природа! Орлы летают, цапли, ставок большой... – рассказывает мне Ева, пока мы движемся по трассе, которая ещё несколько дней назад была закрыта для движения гражданских. Волноваху и окрестные села освободили почти месяц назад, но недавно небольшие группы украинских военных просочились из Мариуполя в город и даже за его пределы, в надежде уйти через сельскую местность в соседнюю Запорожскую область.

Ева

Ева, – имя не настоящее, позывной, – с четырнадцатого года помогает гражданским и военным ДНР: возит гуманитарку, в том числе и купленную на свои кровные, передаёт посылки от родных на фронт.

– А ещё тут ко мне в машину прыгнул «укроп», – продолжает Ева. – Я ехала во-он той посадкой, медленно, там дорога очень плохая. Он открыл дверь переднюю пассажирскую и вскочил в машину. Дралась с ним... повезло, дала ему по голове, он отключился, я его смотала веревкой и привезла на пост. Он был без оружия и переодет уже по гражданке, но под гражданской курткой фуфайка ВСУшная. Я её забрала потом себе.

Ева – высокая и сильная женщина, но я понимаю, что единоборство с военным мужиком, пусть и деморализованным поражением и бегством, могло закончиться по-разному.

За Волновахой сворачиваем на сельскую трассу. Пейзаж, действительно, живописен – изумрудные поля, бело-розовая пена цветущих абрикосовых деревьев, обширный ставок – пруд, заштрихованный по берегам жёлтой тростой. Над полем медленно летит крупная хищная птица.

Приезжаем в небольшое село, на отшибе – частный дом и шиномонтажная мастерская, всё вместе, можно сказать – хутор. Еве нужно доработать колесо, которое она везёт из Донецка знакомым военным. Хозяин шиномонтажки, которого Ева называет Иваныч, сообщает, что у него сегодня день рождения и зовет нас в беседку. Там накрыт скромный стол и сидят двое. Один представляется местным участковым.

Между мужчинами идёт разговор о двух «азовках», которые бродят по окрестностям. «Вырезали уже военный блокпост они», – говорит один. «Да нет, гражданских порезали», – не соглашается другой. Участковый рассказывает, что жена уговаривает его выехать в Крым, но «я не поеду, пока не поймаю их».

Появляется жена мужчины – худая дама уже несколько навеселе. Она подходит ко мне и целует в щеку. И сходу начинает жаловаться на мужа: «У нас ребёнок больной, порок сердца, операцию надо делать... Родственники в России все. А он не хочет ехать». – «Не поеду, пока не поймаю тварей», – упирается муж.

Позже военный ДНР подтвердит мне информацию о двух женщинах, предположительно украинских военнослужащих: «Одна высокая и тёмная, вторая небольшого роста. Двоих гражданских они зарезали и теперь прячутся, скорее всего в покинутом хозяевами доме, здесь таких немало...»

Иваныч приглашает нас остаться на шашлыки, но Ева ещё должна доставить колесо и заказанную ей военными летнюю форму – полный комплект выдали не всем – на пост Народной милиции в другом селе.

Я не успела позавтракать и по дороге сожалею о шашлыках. Когда приезжаем на пост, Ева распоряжается: «Так, покормите мне девочку...» Мне становится смешно – Ева пусть не намного, но моложе меня, да и какая «девочка» за сорок?

В домике, куда мы проходим, стоят фельдшер и повар. Каждый будто живая иллюстрация своих профессий: фельдшер Олег – стройный, подтянутый, повар Валентин – полный, мягкий, с детской улыбкой. Валентин наливает мне миску жирного вкусного супа, затем предлагает и второе, но после такого супа никакое второе уже не лезет. Тогда Валентин приносит свежеиспечённые булочки: «Не хотите сейчас, возьмите с собой. А сейчас я ещё пирожков нажарю...»
 Ева ушла к командиру этой роты, меня тоже зовут туда. Я перехожу улицу и вхожу во двор. У стены дома сидят, или, вернее, полулежат, двое бойцов. Они пьяны. Один время от времени восклицает: «Коля! Где Коля?!»

Ротный

Ротный командир Павел – белобрысый, сухой – рассказывает, что эти ребята только что «вышли из Мариуполя», где находились последние десять дней. Их группа понесла серьёзные потери. Коля – друг одного из парней, его убило, но тот никак не может этого осознать. Ротный разрешил этим бойцам сегодня напиться. А уже завтра они тоже станут на пост.

– Сейчас поедем, покажу дом военного «укропа» одного, начальник штаба у них был... И ещё посмотрим «мотолыгу», которую они бросили, когда драпали от нас, – говорит Павел.

Приезжаем в село Красновка, которое украинцы переименовали в Солнечное. У дома «военного укропа» стоит спецтранспорт из Донецка. Осматриваем дом. В одной из стен зияет дыра от снаряда, вещи разбросаны. Военные ищут документы. Они вскоре находятся – на имя уполномоченного партии «Слуга народа» и начальника штаба местной теробороны.

В доме много ксерокопий паспортов местных жителей, на одной из них говорящая фамилия «Невольник». «О, а вот и наркота», – один из военных поднимает с полу пакетик с таблетками цвета фуксии. Другой военный буднично говорит: «А ещё у него два трупа в подвале, по ходу ВСУ. Пойдёте смотреть? Но они немного разложились. Вам нашатырь дать на всякий случай?»

Я давеча простудилась в Мариуполе, заложен нос. Поэтому обхожусь без нашатыря.

Тела лежат в погребе, рядом на стеллаже – банки с соленьями. У одного отстрелена нога, у другого ранение в ногу и, похоже, в затылок.

– Почему, вы думаете, их убили?

– Да кто их знает, – жмёт плечами военный, приехавший за телами. – Может, приказ не выполнили, или что...

– Надо теперь их дернуть, – говорит специалист из Донецка. – Потому что они часто такие тела минируют, просто так вытаскивать опасно.

Военные привязывают к каждому из трупов верёвку. Мы все покидаем подвал. Прячась за углом дома, бойцы тянут веревку. Ничего не происходит, тела не заминированы – на этот раз. Теперь в подвал заносят чёрные мешки. После осмотра каждого тела – ни на одном нет документов – покойников запаковывают в мешки. Мужики берутся за оба конца и тащат тело к выходу из подвала. «Куда ты его головой вперед тащишь?» – ругается один. – «Надо ногами вперед, по-христиански!»

Ротный Павел, воевавший в Мариуполе, где подразделение понесло тяжёлые потери, позже скажет: «Почему они убили своих?... А почему ВСУ х..нули по штабу «Азова» в Марике «Точкой-У»? Да потому что «Азов» до этого расстрелял их офицеров. Они воюют не только с нами, не только с мирным населением, но и между собой».

Покидаем дом начштаба теробороны, едем за село. Выходим с военными в посадку, через которую идёт грунтовая дорога. Всё вокруг зеленеет, даже дорога. Из свежей травки торчат изящные корзиночки диких ирисов – жёлтых и сиреневых.

«По этой дороге они и тикают из Марика в Запорожскую область, – говорит ротный. –Выходят, переодеваются в гражданское, оружие прикапывают, кто не дурак... Дураки бегают с ним. Недавно так взяли троих, они отстреливались. Одному мы отстрелили мошонку. Не специально, просто так попали».

Всё это чертовски напоминает мне какой-то старый фильм. Например, «В августе 44-го». Только сейчас – апрель 2022-го, но семена, дремавшие в украинской земле много десятилетий, проросли снова – и это вовсе не семена цветов и трав.

Старшина смотрит вдоль ложбинки, заросшей камышом. «Командир, надо зажечь тот тростник». Стреляют по тростнику. Оттуда с беспокойным квохтаньем поднимается толстый фазан. Кроме фазана в тросте никого нет. Дальше в ложбинке сидит брошенная украинская «мотолыга» – МТ-ЛБ, бронированный транспортёр. Вокруг разбросана форма, шевроны, два порванных бронежилета с разбитыми пластинами. На траве валяется жовто-блакитный украинский флаг. Флаг «Правого сектора», чёрно-красный, плавает в болоте.

Наталия Курчатова, «Конкретно.ру», фото автора