Каховка воюет за Донбасс

В прошедший вторник он отметил свой какой-то там по счёту «день рождения». Попросту – не погиб. Ещё месяц назад мы щурились с Каховкой на яркое солнце у трассы, проходящей через Волноваху на юг, к Азовскому морю. Через полсотни километров лежал обугленный Мариуполь, да и здесь война практически не оставила камня на камне. За восемь с половиной лет смерть несколько раз приятельски похлопывала ему по плечу. Вот и во вторник острое желание покурить выгнало Сергея поутру на свежий воздух, а в дом прилетело три хаймарса…


Товарищи – кто «двухсотый», кто «трёхсотый». На нём – ни царапины. То ли солдатское счастье не покидает, то ли убеждённость, что в окопах атеистов нет, хранит Каховку. В общем, с «днем рождения»! А первый такой случился вроде бы в Ямполе?

– Ну да, в июне 2014 года. Прямо надо мной указатель «Ямполь». Первыми стояли и должны были с тремя пацанами молодыми дорогу держать. У нас АГС-17. Всё летит через головы, до перекрёстка, метров триста, аж земля оттуда валит. Приказа отходить нет. Без рации, телефон отключен. Вокруг лес. И вдруг в один прекрасный момент по стволу дерева – шлёп и упало, шлёп и упало. 

Понимаем – мины. А потом ближе и ближе, рядом с нами их легло семнадцать штук. Что за китайская пиротехника? Падают и не срабатывают. Пацаны смотрят на меня: старший? Разбираем АГС и уходим. Я на себя две улитки (коробчатые магазины к автоматическому гранатомёту – прим. ред.) взвалил. Побрели к перекрёстку. 

Только отошли. Закурили. И в том месте, где позиция была, как рванёт! Всё сразу. Мины замедленного действия оказались. А потом таких случаев было… 

В Лисичанске, на нефтеперерабатывающем заводе. Там даже курить нельзя, а по нему лупят «Градами». Сел за руль самосвала, пацанов в кузов, на склоне – по тормозам, а педаль пустая. Лечу вниз, да ещё на нейтралке – передачу не воткнуть. И несёт меня мимо поворота. КАМАЗ – дыбом. Дальше – какой-то камень в траве, на него колесом, треугольную форточку в кабине аж головой выбил. Но выровнял самосвал. Остановился. В кузове – 17 человек. Думаю – растерял, наверное. Раз уж я летал, то там и подавно. Вылезаю – все там, держатся, один спрашивает: что же ты там быстро ехал?

Или, когда из Лисичанска выходили колонной в Алчевск. Без света. Нас бомбить начали. Крепко. Шёл третьим – БМП-2, за ней КАМАЗ. Дверь приоткрыл – понятно же, что в голову колонны сначала ударят. Вышли…


– Это правда, что там же, при отходе из Ямполя, за тобой по пятам гнался украинский бэтээр?

– Не совсем так. Мы дорогу перебегали, которая простреливается. У молодых пацанов – ноги быстрые. А на мне, по обыкновению, две улитки от АГС. Ну куда с ними! Бросаю. Перебегаю. Слышу – сзади гул. Что-то тяжёлое, вроде бэтээр. Просто падаю на землю. Он останавливается – башню поворачивает, стволом прямо на меня. 

Спасло, что если бы ещё метров на пять отбежал, то всё – убил бы, а так я попал в «мёртвую зону». У него ствол аж подпрыгивает, но достать не может. Пушка 32-го калибра – страшная штука, деревья косит. То место я запомнил, с закрытыми глазами найду. Ровно в 3.55 всё началось…

Тут Димка «Тихий» за дерево подбежал, метрах в двадцати, и бэтээру пару раз по триплексу стрельнул. Тот и уехал. А Димку скосило… Отважный парень был, из Горловки. Отслужил в ВСУ, десантник, как раз весной домой вернулся, а здесь – война началась.

Второй за ним подбежал Моторола – я уже потом узнал, что это за шкет, которого все слушаются…

– Ну прямо уж шкет! Легендарная личность, хотя и неоднозначная…

– Вот мы подошли к реке Северский Донец. Быстрая речка. Лодки с той стороны отжали с цепей, переправляться надо, а вёсел-то нет. Пораздевались, над головой оружие. Одной рукой за борт держишься, другой – гребёшь. Я пять раз туда-сюда переплывал. А они одеваются и уходят. Уже никого почти не осталось на этом берегу, тут он стоит – с рыжей бородой, в кевларовой каске, весь разодетый. И прыг в лодку, только штаны снял, чтобы не испачкаться. 

Я гребу и ему: слышь, друг, вылезай, помоложе будешь, помогай грести, тяжело. – Пацаны, так плавать не умею! – Вот приедешь ко мне в Каховку, там Днепр, я тебя научу плавать! Скажи свой позывной, тебя найду…

Голову поднимает: «Моторола»…

На второй день после этого стоим, курим. Подъезжает джип, и он оттуда – уже без формы, броника, худо-о-ой такой. В лицо узнаю, спрашиваю у своих: это кто? – Так командир семёновского батальона, Моторола…

Оооо, а я же вчера его куда только не посылал… Подошёл он, поздоровался со всеми.

– Больше не пересекались? А в Дебальцево?

– Как-то не пришлось. Кстати, в Дебальцево самыми первыми зашла бригада «призраков» Мозгового, кто бы что ни говорил. Там тоже случай был – блокпост выставлять не стали на подходе, только снайпера поставили, если придётся, дорогу взорвать. 

Слышу, кричит он по рации: «Командир, наблюдаю одинокую грузовую, ЗИЛ, что-то за собой тащит». Заблудился, видно. Снайпер спрашивает, что делать-то, метров четыреста осталось? А что делать? С первого выстрела – водителя долой…

Я пока свой КАМАЗ раскочегарил, пацаны уже по ЗИЛу ходят, сухпайки достают, ещё какие-то трофеи. Водитель лежит, мозги на капоте, а на двери кабины – броник. Я – моё! Это уже август, 2014-го, у меня даже разгрузки не было, только ручной пулемёт. Командир роты тоже в кабину лезет, поднимает крышку над баками – там танковый фугас с проводами… Все как ломанулись…

Потом как-то наступали, смотрю – КАМАЗ брошенный, не наш. В нём, как узнали позже, 140 кг тротила и авиационные бомбы, в общей сложности 9 тонн. Я прыгнул за руль, с той стороны увидели и бьют по грузовику миномётом «Василёк», разрывы частые. Не знаю, какое чудо было, я собирался остановиться на повороте, но что-то в последний момент подсказало: заезжай за угол. Так и сделал, и тут же туда, где за несколько секунд был, прилетает «сто двадцатка»…


– Сергей, вот чеченцы сейчас – они действительно воюют лучше, чем ополченцы времён Новороссии?

– Я бы не сказал, что все они – реальные бойцы. Ну может те, которые прошли чеченскую войну, и спецназ. А остальных понабирали везде. Разговорился с одним, экипирован по высшему разряду: он мне – да в Воркуте работал, строителем. Ну что с него взять? Я восемь лет с автоматом бегаю, а здесь – строитель, контракт подписал, и воевать. Зато везде, где только можно, на всех стенах расписано: «Ахмат – сила».

В 2016 году, помню, страх наводил на украинские окопы. Нашёл громкоговоритель, врубил на полную – намаз, полностью все суры, которые нужно. Мол, ну всё, хохлы, держитесь – чеченская армия пришла. Там сперва затихли, а ночью ударили знатно. Видать, подтянули арту тяжёлую с перепугу, и накрыли… 

А под утро вышел по нужде, наши позиции разделяло 100-120 метров, только лицом к своим встал, сзади кричат: хлопцi, у вас сырники е? Оборачиваюсь – несколько человек в кустах. Я без оружия. Промолчал. И потихонечку к зданию, шаг за шагом. Зашёл – не стрельнули в спину…

Тогда ни у кого и мысли не возникало, что чеченцы воевать придут. Проходит шесть лет, и вот они – здесь. 

Мы в то время – двое суток на позициях, двое – дома. Ротация. А я всё время новости украинские смотрел по телевизору. Тут – 2 августа, день ВДВ. Репортаж. Глянь – на той стороне праздник: речь толкают, гимн поют. Красиво – 79-я Николаевская отдельная аэромобильная бригада. Десантники. И позиции показывают; все окна в здании мешками закрыты, вдруг в уголке одного фанерка приоткрывается, а оттуда кто-то стреляет в нашу сторону.

Говорю: пацаны, ну стойте, увеличьте кадр. Возле нас стояла телевышка, ещё с советских времён. Ориентир. Так вот оно, это здание, прямо напротив позиции! И окно с фанеркой – на первом этаже, с мешками белыми. Как в телевизоре, в новостях… 3 августа я прибегаю: где моё любимое «ружьё», 43-го года? Бойцу с биноклем – смотри. Точно, эти мешки. Между нами 570 метров, выставляю планку. Есть, мешки завалило…


– Позывной себе такой взял, чтобы с домом не расставаться?

– Каховка… Девятый год пошёл, как воюю. В Мариуполь заходил слева, вдоль моря. Саханка. Широкино. Кого только там не было – и чеченцы, и «девятка» (легендарный 9-й штурмовой полк НМ ДНР – прим. ред.), и морпехи. Пять раз выходил из окружения, сначала – Ямполь, 19-20 июня. Под Славянском – 4 июля. Северск – 15 июля. Лисичанск – 22 июля. Петровское – в августе. Всё в 2014 году…

Семья дома ждёт. А все другие родственники отказались от меня, и брат родной, и родители. Брат в СБУ донёс, сдал. Папа сказал, что расстреляет. Мама обозвала сепаратистом, хотя по национальности русская, из Свердловской области. Так жизнь распорядилась…

Они уехали в Чехию при отступлении ВСУ. Как моя жена сказала: пусть и не приезжают, всем будет лучше. В 2014 году её с работы выгнали, узнав, где я. Жена полгода скиталась с двумя сыновьями. Впроголодь жили. Я ещё в Дебальцево был, она звонила, плакала, что кормить нечем. А мы же тогда воевали без всякой зарплаты. Это сейчас: хочешь быть в тепле – жалованье позволяет, примерно 50 процентов из него тратим на амуницию. Зарплата позволяет – 78 тысяч рублей, обещают скоро повысить минимум в два раза.

Первые серьёзные бомбёжки были в Ямполе, когда пацанов накрыло в блиндаже, и я их откапывал. Одного – без головы, другого – без ноги. Потом их родителей нашёл. И так, через интернет, стал искать позднее родных всех, кто погибал рядом. Поначалу считал – один, второй. Потом перестал, многих похоронил. А с этого февраля – немало из тех, кто не один год здесь прошли.

Вот и сейчас хаймарсы. Опять «день рождения». Но вообще, первый обстрел – самый страшный, всё вспоминаешь. И ещё, скажу тебе, без бога в душе тяжело воевать…

Беседовал Кирилл Метелев, «Конкретно.ру», фото из личного архива Сергей Степанько