У русской части святой горы Афон трудные времена: петербургский бизнес меньше жертвует на монастыри, а чиновники усерднее молятся. Об этом корреспонденту «Конкретно.ру» рассказал представитель Русского Свято-Пантелеймонова монастыря на Афоне Костас Асимис. Он также входит в одно из самых закрытых обществ в России – «Русское афонское общество», в котором состоят ключевые фигуры власти и бизнеса. Как госслужащие посещают святые места, сколько это стоит и почему благотворительность уходит из святых мест – мы услышали из первых уст.

– Вы, наверное, замечаете образовавшийся раскол в российском обществе – между религиозной и светской частями. Новости редко обходятся без упоминания, что кто-то оскорбил чувства верующих или, наоборот, церковь обвиняют в превышении своих полномочий…

– Человек сегодня должен бояться либо закона, либо Бога. У того, кто вообще ничего не боится, демонократия – делаем, что хотим, так? Если мы говорим о свободе, о светской власти, то в каком понятии: когда можно убить и извиниться?

Получается, нужно либо оставаться в светской власти и уважать законы, либо ты идёшь в церковь и уважаешь её законы, где тебя учат быть человеком. Если светская власть говорит, что церковь управляет. Дай Бог, чтобы она управляла. Чтобы были нормальные люди.

– То есть законы светской власти не работают?

– Светская власть не может воспитать нормальных людей, поэтому многие тянутся к церкви. Там тебя учат: не тронь ближнего, люби ближнего, помогай ему. Церковь против педерастии и гомосексуализма. Она воспитывает людей по-другому. Потому что должна быть семья – не могут два педика растить ребёнка, иначе кого они вырастят. Потому сопротивление и грязь идёт против церкви, которое оно не поддерживает.

– Почему тогда есть сопротивление части общества по поводу передачи Исаакиевского собора Русской Православной Церкви?

– Это бизнес. Разве нет? Кто-то на этом наживался. Может быть, я ошибаюсь. Если решили так, пускай делают. Слава Богу, лучше там будут идти службы, а не туристические потоки. А то ещё сделают его культурным центром, а завтра начнут играть там музыку.

– Однако мы слышим со стороны протестующих другое мнение, касающееся экономической составляющей. Раньше музей окупался, а теперь его передают на непонятно каких правах.

– А кто эти протестующие? Не все решают деньги! Но не волнуйтесь, там разберутся. Потом сопротивление всегда есть: чёрного и белого, и это борьба идёт в нас самих. Иногда идешь в горы, а внутренний голос тебя спрашивает: «А нафига? Зачем тебе это надо?» Но надо перебороть его.

Недавно мы с Игорем Албиным (вице-губернатор Петербурга, – прим. ред.) поднялись, провели службу, причастились и спустились. А вот идёшь, трудно, но с молитвой путь становится легче.

– Чувствуется ли участие петербургской власти и бизнесменов в восстановлении Афона?

– Не власть, не бизнес, а люди помогают – строители, главы компаний. Был большой строитель, который приехал на Афон посмотреть, на что он жертвует. У него принцип такой: «Я вам денег просто так не дам. Вот перечислю на восстановление этой постройки».

Когда в следующий раз он приехал и увидел собственными глазами, что деньги не утекли, то пожертвовал и дальше. Если дать деньги без контроля, этим можно развратить. Искушение никто не отменял – монахи тоже бывают разные. Поэтому мы можем быть сами виноваты за то, что их развратили.

Сейчас, правда, возникают некоторые трудности с финансированием. Раньше носили суммы побольше: если келье давали тысячу долларов на поправку, то сегодня – двести.

– Из-за чего?

– Из-за кризиса, разве его нет в России?

– По-разному, например, в Петербурге не видно, что люди бедствуют (мы сидим в одном из кафе, где не протолкнуться – прим. ред.).

– В Греции вообще патовая ситуация, но грек такой человек, что возьмёт чашку кофе и будет целый день смотреть в море. Менталитет такой.

– Сколько стоит паломничество на Афон?

– Афонская виза стоит 25 евро, ещё корабль туда-обратно стоит около 15 евро. И гостиница в Греции может обойтись от 10 до 20 тыс. евро в зависимости от пожеланий. Конечно, проживание в монастыре – бесплатное.

– С аскетичными условиями.

– Нет, сейчас уже многое восстановлено. Конечно, в некоторых греческих монастырях есть 20-местные номера. Но мы стараемся давать 2-х или 3-х местные. Но это поездка не для отдыха.

– С какого возраста можно совершать туда паломничество?

– С такого, чтобы понимал таинство. Это, конечно, зависит от родителей, способных объяснить все мальчику.

– Какое-то подтверждение даётся человеку, что он побывал в монастырях?

– Это государство в государстве. Туда нужна дополнительная виза, помимо визы Евросоюза. На бумажке написано διαμονητηριον ("диамонитирион") – место, где тебе разрешается пребывать. Она выписывается на каждый монастырь. Это ещё делается, чтобы всё рассчитать. Это как отель, в котором бронируются места заранее. Потому что у нас есть определённое количество мест и еды.

– А какой распорядок дня?

– Он постоянно меняется – в зависимости от праздников. Объясняют правила, например, если ты остаёшься больше трёх дней, то должен помогать братьям. Могут попросить помочь на кухне, собрать посуду после трапезы, покрасить что-то.

– Политики, бизнесмены тоже помогают?

– Все…

– Владимир Путин тоже?

– Ну, если он на два часа приехал, не заставишь же его колоть дрова. Главное – молитва. Он причастился и уехал – график, без сомнения, у него очень жёсткий.

– Кто предложил создать «Русское афонское общество»?

– Георгий Полтавченко. В 1998 году он был ещё в Петербурге, работал в налоговой. Он тогда приехал на Афон, где мы познакомились. Так получилось, что я начал сопровождать его. И у нас завязалась дружба. А в 2000-х решили возродить общество, которое существовало в России ещё до революции.

– Как туда можно вступить?

– Не знаю, я не занимаюсь этими вопросами. Как вступить, сколько людей там – спросите у самого общества. Я постоянно живу на Афоне, выполняю роль надзорного органа.

Например, из какой-нибудь кельи поступает заявка в «Русское афонское общество», что нужна помощь в восстановлении. Мне пишут: «Иди, проверь, действительно ли нужны средства». Я уже определяю, соответствует ли сумма указанной или, наоборот, могу даже дать больше. Бывает, когда просят на одну постройку, а о другой забывают.

Вообще-то можно помогать кельям, не вступая в общество. Знаешь, сколько есть анонимных людей, ведь всё видно там (показывает наверх). Есть, конечно, и те, кто только ставит галочку.

– Как вы это определяете?

– Видно, когда человек по-настоящему молится. Например, Игорь Албин постоянно носит с собой молитвослов. Он везде со мной ходит пешком, колет дрова, чистит картошку. А кто это за него будет делать? Некоторые службы у нас идут по 8, 12 часов. Георгий Сергеевич или Игорь Албин встанут, как вкопанные, и молятся.

Видимо, что-то в своё время они осознали. Надо понимать, что перед иконой все равны. Скажу даже больше – генпрокурор Чайка тоже нам помогает. И никому от этого не стыдно.

Бывают и обратные примеры – поклонятся, перекрестились и пошли покурить. Как-то к нам приехал один бизнесмен, от которого всё посольство стояло на ушах. Меня позвали переводить. Смотрю, что он даже не крестится. Фотографируется рядом с мощами. Захотел купить что-то в лавке. Раньше я ругался с отцом Исидором, что тот поднимает чуть-чуть цены. И вот он хочет только назвать цену в «триста евро», но смотрит на меня – боится. А я ему по-гречески: «Тысяча». А он – «три тысячи». А бизнесмен взял, да и купил.

– А зачем эта имитация веры?

– Не ищи это. «И последний станет первым». У него может всё завтра перевернуться. Раньше ездил для галочки, а потом кардинально изменился. Есть у меня старец, который говорит «подними палец, а теперь спрячься за него». Вот и они думают, что им помогут большие поклоны, покрестятся, а потом выходят в мир, мол, поставили галочку. На Страшном суде каждый будет отвечать. У них как получается: вот Путин в гольф играет, то и они будут, начал ездить на Афон, то и они будут. Судить их бессмысленно.

– Вы задумывались, зачем бизнесу вообще жертвовать?

– При царе это был неписанный закон – десятина, которую нужно отдавать. Сейчас то же самое.

– Но теперь, как вы говорите, перечисляют не десятину, а меньше.

– Ну, кто-то дает 2 %, кто-то – 10 %, а некоторые и вовсе 100 %.

– 100%? Разве такое бывает?

– Конечно. Жил в Петербурге в XIX веке золотопромышленник Иннокентий Сибиряков, который отдал огромное состояние одному монастырю. Монахиня пошла в полицию и сообщила на него. Его взяли и посадили в лечебницу за неадекватность. Золотопромышленник уехал на Афон, взял постриг, построил Андреевский скит и умер в этом скиту.

– Греческое правительство не хочет тратиться на Афон?

В Греции сейчас денег нет, её доводят до развала. Идет полное уничтожение. Могут приходить небольшие суммы в качестве госпрограмм – для вида. Если передают копеечку, то обязательно указывают отправителя – европейское сообщество. А монастыри эту помощь не берут. Потому что завтра европейцы придут и попросят все открыть. Лучше они возьмут копейку от тебя, чем десять от европейского сообщества.

– Разве российские жертвователи не могут сказать то же самое, потребовать что-то взамен?

– Нет, такого быть не может. «Русское афонское общество» работает только благотворителем.

– Связано ли сокращение пожертвований с тем, что к Валааму теперь больше внимания?

– Нет, не думаю. Россия огромная, к нам приезжают со всей страны. Между прочим, у нас есть отец Иоанн, он в последнее время ругает всех русских. Говорит: «Что вы здесь ходите и бросаете свои деньги? У вас в России столько храмов, поднимайте её. Даже святых у вас больше, чем у нас».

– Афону тысячи лет, как он существует изолированно от внешнего мира?

Цивилизация всё-таки входит и туда. Есть компьютеры в библиотеках, но у настоящих монахов ничего подобного нет. Они осознанно отказываются от всего внешнего. Но сейчас идет война против православия. Если падёт Афон, то будем ждать второго пришествия.

Справка:

Костас Асимис – грек по происхождению. Родители попали в СССР в результате гражданской войны в Греции в 40-е годы. Социалисты по убеждению, они были вынуждены покинуть родину. Через Одессу их переправили в Ташкент, где и родился Костас. В 1964 году после землетрясения пострадал городок-лагерь, где проживала семья. «Встал вопрос, что с нами делать? Потому что не было гражданства, мы были невыездные. Оставалось два пути: принимать новое гражданство или уехать. В 1971 году мы вначале приехали в Югославию, а в 1982-м – в Грецию, после того, там объявили амнистию для социалистов», – вспоминает Костас. В 1984 году он приехал на Святую гору Афон в качестве фотографа и остался там помогать монахам. Состоит в «Русском афонском обществе», а также является представителем Русского Свято-Пантелеймонова монастыря на Афоне.

               Алексей СТРЕЛЬНИКОВ, «Конкретно.ру», фото http://kostas-assimis.com/