Юрий Шевчук: «Я кричал, что мы вместе...»

<z>Юрий Шевчук, «...татарин на лицо, да с фамилией хохляцкой». Родился в 1957 году в поселке Ягодный Колымской области. Играл на гитаре в школьном ансамбле. Параллельно увлекся живописью. Закончил художественно-графическое отделение педагогического института. Работал сельским учителем – преподавал русский язык, математику, физику. Всерьез занимался восточными единоборствами, в частности – таэквондо. В 1980 году основал ДДТ. Побывал с концертами в Чечне, Таджикистане, Югославии, Афганистане, и снова в Чечне, в Чечне... </z>
<z>Питер. Февраль 94-го</z>
– Наша группа давно дружит с «афганцами». Я испытываю к этим людям чувство колоссального уважения и думаю вместе с ними проехать по всем горячим точкам. Просто хочется, как любому человеку, сделать что-то значимое. От романтизма и иллюзий – к жизни. Хотя, идея, по жизни, абсолютно идеалистическая. Потому что мы хотим работать среди врагов. И слышать одно и то же по разные стороны.
Это очень серьезно. Сыграть в Грузии, а потом – в Абхазии, в Карабахе, и тогда обязательно – в Азербайджане... Добром жил Достоевский, и я пытаюсь думать, как он. Но не всегда получается. А Федор Михайлович, наверное, сказал бы: «Нам будет страшно тяжело в обеих из противоборствующих сторон». Смотришь ящик – люди убивают и убивают друг друга. А я как бы в стороне.
<z>Грозный. Январь 95-го</z>
Он оказался в самом пекле тех боев. Со своей неразлучной гитарой. Три недели среди российских солдат. Бывало, приходили даже не слушать, а просто посмотреть на живую «звезду». А он – какая «звезда»? Лучи еще не мешают в троллейбус проходить. Сначала считал концерты, но едва перевалило за пятьдесят – перестал. Хрипел сорванными связками. Чистил зубы и умывался, как все, коньяком с разбитого в руины завода. Когда-то давно его приглашал в гости сам Дудаев.
Однажды во время концерта рядом ударила пуля – снайпер. Бойцы рванули по развалинам. Пронесло... А из подвала виднелось то, что осталось от города. Будто от Сталинграда в сорок втором. На Рождество выпал снег, припорошив трупы на улицах. Лег на сожженную бронетехнику.
На обратном пути, в Моздоке, он читал молитвы над убитыми россиянами в военном морге. Их здесь были сотни. Лежащих в грязи. Штабелями. Растерзанных. Расстрелянных. Сгоревших. Он провел там ночь. А наутро простился со своим давним хобби – коллекционировать оружие. И обозначил прожитые три чеченские недели: «Война – это когда зло навязывает добру свои правила игры».
<z>Душанбе. Август 96-го</z>
На броне пыль. Мелкая взвесь забирается в глаза, волосы, оседает на покрытом пятнами пота камуфляже. Сколько сейчас — плюс сорок, пятьдесят, семьдесят? Мрачно. От жары плавятся мозги. Сейчас бы чай с лимоном. Говорят, лимоны в этих краях еще не созрели... Впереди граница. Афган.
Он приехал сюда, где за пять последних лет не побывал ни один известный артист. За пять ли? По два концерта в день. И автографы. Десятками. В офицерских удостоверениях, на панамах, пожелтевших газетах... Здесь, затерянная, черная от зноя и позабытая на Родине, стоит между таджиками 201-я дивизия. А на дне армейского бачка еще осталось немного заваренной верблюжьей колючки. И на заставе опять нальют в жестяные кружки теплую водку. Третий тост...
Это отпуск. С трудом выкроенные из распланированного годового графика десять дней. Душные КАМАЗы, вертушки, БТРы. На гитаре ползут струны. Дождя не будет до сентября.
Он всю жизнь любил скорость. Даже залез на полгода в долги, чтобы купить «пятерку» BMW. В песках время тянется бесконечно. Вставил в видеокамеру восьмую кассету. Вчера в кишлаке таджик предлагал за нее две машины. Восток. Все покупается и продается... Едва не врезал по физиономии толстому майору, как выяснилось – военному прокурору. Тот ныл о депрессии, потихоньку щупал сидевшую рядом женщину и требовал исполнить в свое уважение ставшую шлягером «Осень».
Не уснуть. До утра читал. Книги полюбил с детства, классиков – наизусть... Сыну скоро в школу. Во второй класс. Отца видит редко. Как воспитать из него человека, а не верзилу в малиновом пиджаке?
Умирали пацаны страшно.
Умирали пацаны просто.
И не каждый был снаружи прекрасен.
И не все были высокого роста...
Чем ближе к смерти, тем чище люди.
Чем дальше в тыл, тем важней генералы.
Здесь я видел, что, может быть, будет
С Москвой, Петербургом, Уралом...
– Что наша жизнь есть, в чем она? В детях, любви, предках... Я пытаюсь понять этот мир. Я не умный и не правильный. Пишу песни. А на Руси все время кто-то писал песни, и всегда кто-то стучал в бубен. И кого-то распинали. Но если поешь в этой стране, то должен быть честным.
P.S. Осенью он снова собирается в Чечню.
<z>Кирилл Метелев</z>