Реабилитация агента Булгарина

В последние годы в России не раз восстанавливалось доброе имя людей, упоминавшихся ранее исключительно с эпитетами «буржуазный» и «реакционный». Два года назад в Иркутске открыт памятник адмиралу Колчаку, еще год спустя прах генерала Деникина и философа Ильина торжественно перезахоронили в Москве. Наконец, всего месяц назад рядом с ними появилось надгробие еще одного белогвардейского военачальника Владимира Каппеля, атаки полков которого увековечил прославленный фильм «Чапаев». Свою лепту в процесс реабилитации одного из самых одиозных персонажей российской истории решил внести бывший капитан петербургского ОМОНа, а ныне адвокат и писатель Никита Филатов. Неожиданно оказалось, что некоторые заветы его героя актуальны до сих пор.

Что мы знаем о некогда суперпопулярном, а ныне почти забытом писателе и журналисте Фаддее Булгарине? Судя по учебнику литературы, Фаддей Венедиктович прославился исключительно доносами на Пушкина, Лермонтова и декабристов. И еще изменником Родины был, перебежал из русской армии к Наполеону…

Начав работать над книгой «Тайные розыски или шпионство», Филатов обратил внимание на ряд совершенно необъяснимых обстоятельств в биографии Булгарина. Поначалу ничего особо необычного. Юный корнет гвардейского Уланского полка храбро сражается с французами и шведами, награждается орденом Святой Анны III степени и со дня на день ожидает повышения, но потом наступают черные дни. Ядовитая эпиграмма на шефа части, великого князя Константина, изгнание из полка, пьяные дебоши, карточные долги, позорное увольнение из армии… В общем, типичная печальная история для человека, слишком рано нюхнувшего пороху, опьяненного войной и не выдержавшего перехода к мирной жизни.

Странности начинаются дальше. Опустившись едва ли не на самое дно, Булга-рин неожиданно прекращает спиваться, вступает в Польский легион Наполеона, дослуживается до капитана, получает из рук французского императора орден Почетного Легиона, участвует в войне против России и попадает в плен. Кажется, на этот раз – конец, по российским законам он обязан сгнить на каторге или в виде особой милости закончить дни в сибирской ссылке. Но ничего подобного не происходит.

Неизвестно по чьему приказу Фаддей Венедиктович оказывается в Петербурге, получает карт-бланш на издание первой в России частной газеты «Северная пчела» и до конца дней своих живет припеваючи. Бывшие фронтовые товарищи, некогда брезгливо кидавшие в пленного Булгарина медные монеты, перестают ставить ему в вину службу у французов, а император Николай I приказывает зачесть эту службу при начислении пенсии. Чтобы, так сказать, трудовой стаж не прерывался!

Учитывая, что сослуживцами и близкими друзьями писателя были основатели русской военной разведки Воейков и Закржевский, Филатов сделал из полученной информации вполне логичный вывод. Вопреки эпиграммам типа лермонтовской «Россию продает Фаддей», Булгарин никогда не предавал свою страну. Наоборот, он всю жизнь честно служил ей, а историю с увольнением и карточными долгами была классической операцией по внедрению. Точно такой, как в знаменитом романе английского писателя и разведчика Джона Ле Карре «Шпион, который вернулся с холода».

Поляку и сыну участника восстания Костюшко провернуть ее оказалось еще легче, чем герою Ле Карре, а вместе с должностью квартирмейстера он получил доступ ко многим секретным документам. Если принять эту версию, то и послевоенная деятельность Булгарина выглядит по-другому. Информируя власти о деятельности декабристов, Фаддей Венедиктович продолжал заниматься привычной оперативной работой, но уже по выявлению внутренних врагов.

Одновременно Булгарин вел и военно-патриотическую пропаганду. Его исторические романы были преисполнены державного духа и раскупались по тем временам не хуже, чем впоследствии Дюма и Пикуль. Булгарин стал одним из первых российских фантастов, написал интереснейшие военные мемуары, первым стал использовать в своей газете рекламу… Неугомонный Фаддей успевал и давать начальству ценные рекомендации, актуальные до сих пор.

«Общее правило: в монархическом неограниченном правлении должно быть как возможно более вольности в безделицах, – писал он в 1830 году начальнику канцелярии III отделения фон Фоку. – Пусть судят и рядят, смеются и плачут, ссорятся и мирятся, не трогая дел важных. Люди тотчас найдут предмет для умственной деятельности и будут спокойны».

Возможно доля истины в этих словах присутствует, и они по своему актуальны сегодня – в век пусть и менее строгих правил.

Павел КОВРИГИН

15 МАРТА 2007, № 37 (2105)