<z>Укатали</z>
Еще при жизни Александр Александрович был признан поэтом общенационального значения. Талант этого человека был разносторонним. Наряду со стихами и поэмами он создал ряд замечательных драматических произведений, занимался переводами и публицистикой. В 1917 г. он публично заявил о своей готовности сотрудничать с советской властью, а несколько позже призвал всю творческую интеллигенцию не саботировать решений большевиков. А власть, активно защищаемая Блоком, использует поэта по максимуму. В 1918–1920 гг. он избирался или назначался в Государственную комиссию по изданию классиков русской литературы; лектором «Школы журнализма»; членом Союза деятелей художественной литературы; членом совета Дома искусств; председателем Петроградского отделения Всероссийского союза поэтов...
Работы было так много, что поэт стал испытывать сильную физическую усталость. По этому поводу он даже заметил: «Меня выпили». Вероятно, этим можно объяснить его творческое молчание после поэм «Двенадцать» и «Скифы» (1918). В письме к Н.А. Нолле-Коган от 3 января 1919 г. Блок указывал: «Почти год, как я не принадлежу себе, я разучился писать стихи и думать о стихах», а затем возмущенно продолжал: «Пускай человека отрывают от любимого дела, для которого он существует (в данном случае меня – от написания того, что я, может быть, мог бы еще написать), но жестоко при этом напоминать человеку, чем он был, и говорить ему «ты поэт», когда он превращен в протоколиста, вовлечен в политику и т. д.».
Вероятно, все это и привело к серьезному заболеванию.
Великий русский поэт, согласно официальной версии, скончался в 10 часов 30 минут 7 августа 1921 года в Петрограде от цинги, голода и нервного истощения. Советская власть будто бы сделала все, чтобы спасти талантливого мастера слова. Его планировали направить на лечение за границу, но выездные документы были оформлены слишком поздно.
<z>Поэту веры нет</z>
Между тем, по неофициальной версии, имевшей широкое хождение в годы перестройки, Александр Блок стал жертвой... сифилиса. Врачи лечили его препаратами ртути, в результате чего произошло отравление организма, и поэт ушел в мир иной, испытывая сильные муки.
Так как же все обстояло на самом деле?
Документы, найденные в Российском центре хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ) и Архиве президента Российской Федерации (АПРФ), раскрывают истинную картину трагедии.
Но все по порядку. В 1921 году, 3 мая, Горький направляет наркому просвещения Луначарскому письмо. «Дорогой Анатолий Васильевич! У Александра Александровича Блока – цинга, кроме того, последнее время он находится в таком повышенно нервозном состоянии, что врачи и близкие его боятся возникновения серьезной психической болезни. А также участились припадки астмы, которой Блок страдает давно уже.
Поэтому не можете ли вы похлопотать для Блока – в спешном порядке – выезд в Финляндию, где я бы мог помочь ему устроиться в одной из лучших санаторий? Сделайте все, возможное для Вас, очень прошу! Жму руку. А.Пешков».
Несколько позже, 11 июля, А.В. Луначарский направляет председателю Совнаркома Ленину послание следующего содержания:
«Поэт Александр Блок, в течение всех этих четырех лет державшийся вполне лояльно по отношению к советской власти и написавший ряд сочинений, учтенных за границей как явно симпатизирующих Октябрьской революции, в настоящее время тяжко заболел нервным расстройством. По мнению врачей и друзей, единственной возможностью поправить его является временный отпуск в Финляндию. Я лично и т. Горький об этом ходатайствуем. Бумаги находятся в Особ[ом] отделе, просим ЦК повлиять на т. Менжинского в благоприятном для Блока смысле. Народный Комиссар Просвещения А.Луначарский».
Ленин просит члена Президиума ВЧК Менжинского составить отзыв на письмо. И Вячеслав Рудольфович 11 июля 1921 г. делает это.
«Уважаемый товарищ! За Бальмонта ручался не только Луначарский, но и Бухарин. Блок натура поэтическая; произведет на него дурное впечатление какая-нибудь история, и он совершенно естественно будет писать стихи против нас. По-моему, выпускать его не стоит, а устроить Блоку хорошие условия где-нибудь в санатории. С ком[мунистическим] пр[иветом] В.Менжинский».
На следующий день, 12 июля 1921 г., на заседании Политбюро ЦК РКП(б) судьбу Блока решили следующим образом. Постановили отклонить ходатайство Горького и Луначарского.
К слову, такого поворота событий поэт ожидал. Он уничтожил несколько своих записных книжек, отказался от еды и приема медикаментов, часто говорил, что хочет сжечь знаменитую поэму «Двенадцать».
<z>Нарком с наркомом не согласен</z>
Несмотря на такой вердикт, 16 июля 1921 года Луначарский вновь пишет письмо в ЦК РКП(б). «Сообщенные мне решения ЦК РКП по поводу Блока и Сологуба кажутся мне плодом явного недоразумения. Трудно представить себе решение, нерациональность которого в такой огромной мере бросалась бы в глаза. Кто такой Сологуб? Старый писатель, не возбуждающий более никаких надежд, самым злостным и ядовитым образом настроенный против Советской Республики, везущий с собой за границу злобную сатиру под названием «Китайская Республика равных». И этого человека, относительно которого я никогда не настаивал, за которого я, как народный комиссар просвещения, ни разу не ручался (да и было бы бессовестно), о котором я говорил только, что я поставлен в тяжелое положение, ибо ВЧК не отпускает его, а Наркомпрод и Наркомфин не дают мне средств его содержать, этого человека Вы отпускаете. Кто такой Блок? Поэт молодой, возбуждающий огромные надежды, вместе с Брюсовым и Горьким главное украшение всей нашей литературы, так сказать, вчерашнего дня. Человек, о котором газета «Таймс» недавно написала большую статью, называя его самым выдающимся поэтом России и указывая на то, что он признает и восхваляет Октябрьскую революцию.
В то время как Сологуб попросту подголадывает, имея, впрочем, большой заработок, Блок заболел тяжелой ипохондрией, и выезд его за границу признан врачами единственным средством спасти его от смерти. Но Вы его не отпускаете. При это[м], накануне получения Вашего решения, я говорил об этом факте с В.И. Лениным, который просил меня послать соответствующую просьбу в ЦК, а копию ему, обещая всячески поддержать отпуск Блока в Финляндию.
Но ЦК вовсе не считает нужным запросить у народного комиссара по просвещению его мотивы, рассматривает эти вопросы заглазно и, конечно, совершает грубую ошибку. Могу Вам заранее сказать результат, который получится вследствие Вашего решения. Высоко даровитый Блок умрет недели через две, а Федор Кузьмич Сологуб напишет по этому поводу отчаянную, полную брани и проклятий статью, против которой мы будем беззащитны, т.к. основание этой статьи, т. е. тот факт, что мы уморили талантливейшего поэта России, не будет подлежать никакому сомнению и никакому опровержению.
Копию этого письма я посылаю В.И. Ленину, заинтересовавшемуся судьбою Блока, тов. Горькому, чтобы лучшие писатели России знали, что я в этом (пусть ЦК простит мне это выражение) легкомысленном решении нисколько не повинен. Нарком по просвещению А. Луначарский. Секретарь А. Флаксерман».
<z>Лучше поздно?</z>
Только 23 июля 1921 года Политбюро приняло, наконец, решение разрешить выезд Блоку за границу. Но было уже слишком поздно.
Возникает вопрос, чем болел знаменитый поэт и можно ли было его спасти? Медицинское заключение консилиума врачей о состоянии здоровья поэта и необходимости его лечения, составленное 18 июня 1921 г., предельно ясно отвечает на первый вопрос. «Мы, нижеподписавшиеся,
освидетельствовав 18/VI 1921 г. состояние здоровья Александра Александровича Блока, находим, что он страдает хронической болезнью сердца с обострением эндокардита и субъективным ощущением стенокардического порядка (Subocarditis chron. Exacerbata). Со стороны нервной системы имеются явления неврастении, резко выраженной.
А.А. Блок нуждается в продолжительном лечении, причем в ближайшем будущем необходимо помещение в одну из хорошо оборудованных со специальной методой для лечения сердечных больных санаторий. Профессор В[оенно-] М[едицинской] академии и Медицин[ского] инст[итута] П.Троицкий. Завед[ующий] нервным отделением мужской Обуховской больницы, д[окто]р мед[ицины] Э.Гиза. Д[окто]р мед[ицины] Пекелис».
Отсюда понятно, что слухи о том, что А.Блок болел люэсом и был психически ненормален, не выдерживают критики. Поэт покинул наш мир в полном сознании. Но можно ли было его спасти? Ответ на него будет отрицательным. На том уровне развития медицины спасти Блока было невозможно.
Но несмотря на это, вина партийных деятелей очевидна. Они опасались выпускать за кордон умирающего из-за того, что он вдруг да напишет что-либо нелицеприятное о Советской республике. Но власти опасались зря: поэт мечтал только об одном – чтобы его оставили в покое.