Служить бы рад...

<z>Не «операция», а «конфликт»</z>
Вместе с тем, всемирный характер антитеррористической кампании имеет и отдельные национальные составляющие. Как правило, сепаратистские организации в ряде стран тиражируют насилие и подпитывают друг друга по принципу сообщающихся сосудов. Италия, Англия, Испания, Индия, Израиль и многие, многие другие ведут постоянную борьбу со своими домашними раскольниками. Победа над ними, в каждом отдельно взятом государстве, весьма проблематична, а надежда на единый всемирный антитеррористический фронт довольно призрачна. Во всяком случае, это дело не сегодняшнего дня. Уж слишком много межнациональных противоречий, несовпадающих интересов, мешающих в «мировом масштабе» превратить единство взглядов на террор в единство действий.
Поэтому, надеясь на мировое сообщество, отдельные государства плошать не должны. Прямая их обязанность – защищать собственных граждан, давить терроризм всеми наличными силами.
Для России первостепенным источником террористической угрозы остается Чечня. Неоднократно проутюженная нашими танками, зачищенная и перезачищенная спецподразделениями, она продолжает взрывать, убивать, пугать, поглощая при этом миллиардные бюджетные ассигнования.
Самое же страшное, что к войне мы как бы привыкли. Нас перестают волновать ежедневные сообщения о гибели людей, взрывах, обнаруженных складах оружия и тому подобном. А кровопролитие продолжается.
В день гибели шестнадцати чеченских омоновцев наш президент спокойно известил Федеральное собрание, что военная стадия чеченского конфликта завершена. Его заявление никакой ощутимой реакции ни у парламентариев, ни у общественности не вызвало. Российский народ давно усвоил, что слова и дела – суть вещи разные, и придавать какое-то значение их несовместимости не стоит. Ну, сказал и сказал.
К слову, в своем Послании Федеральному собранию термин «контртеррористическая операция» президент не употреблял. Все происходящее в Чечне он называл конфликтом. Изменение формулировки, надо полагать, повлечет изменение подходов к решению проблемы. В конфликте, как известно, есть возможность обсуждения позиции сторон и поиска компромиссов. Военная же стадия подобного не предполагает. А делать что-то надо.
<z>«А щука тянет в воду...»</z>
15 мая сего года, докладывая Совету Федерации о состоянии законности и правопорядка в стране, генпрокурор Устинов сообщил, что в 2001 году число проявлений терроризма по сравнению с 2000 годом увеличилось более чем на 142 процента и достигло 327. Цифры тревожные, свидетельствующие о недостаточной эффективности государственных мер, противопоставленных бандитской угрозе.
События 9 мая в Каспийске – трагическое тому подтверждение. Страна еще раз увидела растерянность силовых структур, отсутствие у них единой концепции и согласованной практики антитерроризма.
Не касаясь причин появления у нас разного рода «бомбистов», их международных связей, следует утверждать, что у себя дома наша власть могла бы более успешно защищать российских граждан от бандитских посягательств. Пусть наши правоохранители бедны, плохо обеспечены техникой, недостаточно обучены, но ведь это два миллиона сотрудников только МВД. А ФСБ, да еще двадцать министерств и ведомств, которым вменено предотвращать и пресекать акты терроризма.
Может быть, в таком обилии борцов с террором и кроется причина неудач? То, что у семи нянек дитя без глазу, знают все. Известно – коллективная вина ни на кого не налагает ответственности.
В том же Каспийске взрыв вполне можно было предотвратить. Стоило только заблаговременно проверить место, где соберутся люди, очистить его от опасных предметов и обеспечить охрану. Вероятнее всего, военные, милиция, ФСБ проведение этих элементарных профилактических мероприятий не согласовали, понадеялись друг на друга. Последствия известны.
Казалось бы, что руководители соответствующих структур за вопиющую халатность, тем более недопустимую в городе, где в 1996 году уже был взорван жилой дом, должны понести самое суровое наказание, однако об этом ничего не слышно.
Видимо, безответственность стала нормой в силовых ведомствах. Подтверждение не заставило ждать. 17 мая в центре Каспийска обнаружили автомашину с боевой противопехотной миной. На следующий день глава ФСБ на всю Россию объявил, что данный факт к террору отношения не имеет, а налицо криминальная «разборка». Не будем придираться к публичному употреблению начальником федеральной безопасности криминального жаргона, это дело его личной культуры. Почему же такое заявление было сделано столь поспешно, можно догадаться: если найденная мина предназначалась для теракта, то отвечать будет ФСБ, а при бандитской междоусобице шишки валятся на голову милиции.
Однако, сказав «а», директор ФСБ не сказал «б». Если он так уверен в непричастности к найденной бомбе террористов, то мы вправе предполагать, что ему доподлинно известны имена и фамилии заложивших взрывное устройство в машину. Знает он, в каком «магазине» бомба была приобретена, кто причастен к незаконному обороту взрывчатки и еще массу сведений, интересных и для компетентных органов, и для нас, простых налогоплательщиков.
К сожалению, ничего иного, кроме голословного утверждения высокого начальника, мы не услышали. Не говоря уже про задержание и изоляцию от общества очередной группы злоумышленников.
<z>Призрак ходит по России</z>
Не удивительно, что две трети граждан, опрошенных социологами, заявили, что не верят нашим правоохранительным органам. Да и как верить, если они, не стесняясь сограждан, подменяют свою работу специфическим иллюзионом. Так, через несколько дней после каспийского взрыва по всей стране прошумела весть о задержании в Санкт-Петербурге причастных к нему террористов. Само задержание освещалось в прессе различно, но ясно основное: все они ранее участвовали в организации взрывов на территории Дагестана, и есть основания подозревать их в очередном, сходном по характеру, преступлении. Казалось бы, органы в очередной раз продемонстрировали свою вездесущность и оперативность. Однако поимка бандитов ничего кроме недоумения не вызвала. Хотелось бы уточнить, почему в Северной столице спокойно жили преступники, а славные чекисты, осведомленные об их прошлом и месте пребывания, не арестовали бандитов. Получается, что злодеев оставили про запас. Берегли тщательно, профессионально, но до поры не трогали.
Дескать, случится что-то экстраординарное, и органам есть кого предъявить возмущенной общественности. Тем проще, что задержанные получают статус «подозреваемого», позволяющий бесконечно долго тянуть следствие, а там и накал страстей пройдет, да еще что-нибудь случится. Глядишь, и позабудется катастрофа. А дежурные «подозреваемые», как миленькие, пойдут под суд за прошлые грехи.
Похоже, у силовиков сложилась определенная методика очковтирательства. Точно по описанной схеме проводились какие-то задержания лиц, причастных к взрывам домов в Москве и Волгодонске, но никто из них до сих пор не признан виновным по суду. Тревожные мысли появляются, когда узнаешь, что на Киевском шоссе, правительственной трассе, находящейся под неусыпным надзором спецслужб, среди бела дня устанавливают зловредные плакаты и закладывают мины. Что здесь: некомпетентность, небдительность, халатность или что-то другое?
По России вдруг начал бродить страшный призрак доморощенного фашизма. Предстал он в образе скинхедов. Нам объяснили, что скинхеды – это пьяные подростки 14–16 лет, «хулиганствующие экстремисты» (термин туманный, никому не понятный). Правда, за бандами озверевших недорослей кто-то стоит, кто-то их направляет. Кто этот «кто-то», органы упорно выясняют, что абсолютно не означает – выяснят.
Простому обывателю кажется, что если силовики не знают, кто собирает детвору в волчьи стаи, снабжает самодельными орудиями того же террора, направляет на погромы и убийства, то милиция с госбезопасностью даром едят свой хлеб, а главы этих уважаемых структур должны немедленно распрощаться со своими высокими постами. На деле все не так. В Москве только в 2001 году зарегистрировано восемьдесят скинхедовских, понимай террористических, акций (сколько по стране – сведений нет). Организаторов упорно устанавливают. Установят ли? В данной связи хочется поразмышлять всего лишь над одним фактом. 18 марта 2000 года в конференц-зале гостиницы «Санкт-Петербург» состоялся съезд национально-патриотических партий и движений России. Со всей страны в город на Неве съехались националисты, монархисты, язычники и т. д. и т. п. Несмотря на длинный перечень участников, зал был на треть пуст. Тогда организаторы предложили на час отложить открытие, и уже через тридцать минут помещение до отказа было заполнено бритоголовыми юнцами специфической внешности. На самом съезде ничего путного и определенного сказано не было, но участники приняли резолюцию весьма примечательную: на предстоящих президентских выборах поддержать кандидатуру В. В. Путина.
Наверное, инициаторы съезда хорошо знали тех, кто стоит за спиной бритоголовых и откуда они получили средства для столь затратного мероприятия. Так что заявления о напряженных поисках взрослых дядь, стоящих за спинами «пьяных подростков», звучат неубедительно. Не знаю, случайно или нет, в разгар схинхедовской эпопеи телевизионный рупор правящих кругов Леонтьев в интервью уважаемой газете определил нашего президента так: «...Нормальный, современный националист. Российский, то есть, если хотите, так или иначе имперский...»
В таком свете вполне естественной видится мнимая пассивность силовиков: как бы не ошибиться, задержишь не того «организатора» – беды не оберешься.
Исходя из ситуации, спецслужбы выбрали позицию, требующую не защиты народа, а защиты власти. Будешь властям хорош – никакой народ тебе не страшен.
Подобная ситуация продлится до тех пор, пока не сформируется надежная система гражданского контроля над спецслужбами, когда отрицательная общественная оценка деятельности того или иного ведомства, того или иного руководителя будет равносильна концу политической и служебной карьеры чиновника.
Пока же не будет ликвидировано двойственное положение спецслужб – служат народу, а отвечают перед начальником, – гарантированной защиты своей безопасности люди не получат, а силовые структуры будут оставаться средством политического влияния и политического давления, когда им не до проблем рядового гражданина, которому ничего не остается, как уповать на доброго лидера независимо от его титула – царь ли, президент или еще кто-то.