– Глава ГСУ СК по Санкт-Петербургу Александр Клаус, подводя итоги минувшего года, отметил, что в городе снова появилась проблема с молодыми националистами. Почему они возвращаются?
– Объективно, они никуда и не уходили. Даже если откинуть некий политический аспект всего этого, проблема всегда была, есть и будет. Она заключается в наличие идеи; идея изменения существующего миропорядка формирует идеологию, а идеологию победить нельзя… праворадикальная, леворадикальная, радикально-религиозная…
Как только тысячи и тысячи становятся приверженцами идеологического течения – можно победить их, но не то, чему они поклоняются.
– Но многие субкультуры ушли…
– Любая субкультура, переживает расцвет и угасание… Но исчезают они редко. Просто становятся не так заметны. Ведь о наличие субкультуры мы, прежде всего, судим визуально, по тому, насколько их приверженцы заметны в обществе.
Был расцвет субкультуры готов, когда их можно было видеть на улицах города много и часто, теперь это единичные экземпляры. Были скинхеды, которые в нашей стране в конце 90-х – начале нулевых толпами тусили в определённых местах: теперь их там днём с огнем не сыщешь.
Это связано, прежде всего, с тем, что у людей, которые в определённом возрасте формируют основной массив поклонников той или иной субкультуры меняется мировоззрение, а то и просто подход к жизни. Даже если он по-прежнему любит слушать стиль «ОI» и не любит негров, то понимает, что выходить на улицу в бомбере и гриндерах уже не комильфо. Тренд ушёл.
– А вот недавно была акция в метро, где, судя по заголовкам СМИ, «стреляли в негра»…
– Мы не знаем, что там произошло. Те праворадикалы, которые сейчас сидят на больших или пожизненных сроках за то, что они творили в нулевых, уже тогда так не одевались. Понимали, что выйти так на улицу – это палево…
– То есть это визуально были обычные парни?
– Я не могу сказать. Это были люди, которые придерживались ультраправой идеологии. Есть приверженцы ультраправой идеи, есть приверженцы ультралевой. Есть религиозные фундаменталисты. Есть экоэкстремисты… В любом учении есть умеренные адепты, а есть радикалы. Посмотрите на ту же либеральную идею. Есть умеренные, а есть крайние – те же либертарианцы.
– А кто же те наглые граждане, про которых сейчас слышно: тут порезали, там избили, или стены расписали?
– Они ищут ответы на извечный вопрос: кто виноват и что делать. И находят ответ в данной категории жертв и данном варианте решения проблемы. Ну, увлеклись радикальной идеологией, причём в самом примитивном её виде – субкультуре. Не от большого ума.
Не зря же ультраправые эволюционировали от скинхедовских группировок в автономные группы сопротивления, которые в интернете переписку вели и встречались уже в основном на акциях. Одевались они как абсолютно обыкновенные люди. Потому что скинхеды – они же приметные, их видно. Обращают внимание даже гражданские.
Ещё в начале нулевых многие в праворадикальных группировки поняли: хочешь вести свою «священную расовую борьбу», первое, что ты должен сделать – это соблюдать конспирацию, стать неприметными. А эти разоделись как клоуны.
Соответственно вопрос: может, это действительно просто представители субкультуры? Ну, не любят они негров. Ну, слушают они свою музыку и так вот одеваются. Ну, так получилось, да. Скинхеды иногда бьют негров, а негры иногда бьют скинхедов.
– Неужели государство не заботят эти фашиствующие молодчики?
– С ними успешно боролись и побороли. Сейчас же нет такого разгула преступлений, как было в своё время по этой линии. Часть этих лиц уже сидит. Часть уехала на Донбасс, и успешно там воюет друг с другом.
А здесь всё относительно тихо и спокойно. Выступления обманутых дольщиков волнуют государство сейчас больше, чем наличие каких-то эпизодических проявлений бритоголового молодняка и работа по выявлению скрытых автономных ультраправых группировок. С 2014 года политика государства резко изменилась. Приоритеты изменились.
– Тогда была наша Олимпиада, Русская весна, был такой подъём… Как изменились приоритеты?
– Ну, вы, должно быть, знаете как. Даже в середине нулевых, где-то в 2005-2006 годы, работа по нацболам для государства как системы была более приоритетна, чем работа по криминальным ультраправым.
Это проявлялось практически во всём.
– То есть?
– Откройте закон об ОРД и читайте, какие есть оперативно-розыскные мероприятия. Подумайте, что из этого может сделать опер сам, а для каких ему нужна определённая техника и прочее. А дальше вы мой ответ слышали. Чтобы я вам совсем уж не разглашал служебную тайну (смеётся).
И тогда всё-таки государство ещё старалось играть по правилам, создавать некую видимость того, что законность приоритетнее, чем политическая целесообразность. Сейчас даже не пытается делать вид, что это не так.
Когда правоохранительные органы работали по таким группировкам как «Шульц-88» или БТО Воеводина-Боровикова, несмотря на очевидность мотива, чтобы доказать совершение преступлений именно по мотивам ненависти и вражды, была проведена титаническая оперативно-розыскная, следственная и экспертная работа.
Сейчас, чтобы привлечь человека по ст. 282 УК РФ «Возбуждение ненависти либо вражды» достаточно, чтобы он на страничке «ВКонтакте» что-нибудь не то лайкнул.
По «Шульц-88» экспертизу писали люди, действительно разбирающиеся в лингвистике. Сейчас такие экспертизы пишут всякие инженеры, психологи и прочее. Создан целый центр экспертиз при ГУ МВД. Соответственно, говорить о том, что он объективен, может человек только конъюнктурный, либо ничего в этом не понимающий. Это, конечно, сугубо моё личное мнение.
– Не могу не спросить, что вы думаете о деле «Сети»…
– Если скажу, что я думаю на самом деле, меня, боюсь, можно будет привлечь за разглашение гостайны. Мне уже как-то задавали такой вопрос недавно. Я на него ответил так же, как отвечу вам.
Представьте себе опера некой спецслужбы, ну или его руководство, неважно. Получена оперативная информация о том, что есть некая гипотетическая группа, назовём её «Авоська», в которой ребята тренируются, стреляют, играют в «Зарницу» в общем.
Но при этом в разговорах друг с другом недовольны действующей властью и даже обсуждают вопросы необходимости её смены, да ещё и не конституционным путем. И даже возможно почитывают классиков, типа Маркса или Че Гевары… Но дальше разговоров дело не идёт. Но сигнал-то вы получили.
Почему эти ребята только языком чешут, ну кто его знает… Может нет у них реально возможностей перевести дело в практическое русло, а может и желания нет. Одно дело разговоры, а другое – закон преступить…
Но вы-то понимаете, что получив этот сигнал, как бы становитесь ответственным за то, что если эти люди всё-таки что-нибудь сделают, то первой скатится ваша голова. А дальше надо проводить опять-таки оперативно-розыскные мероприятия в отношении этой группы и желательно спрофилактировать их преступную деятельность. Список мероприятий изложен в законе об ОРД. Кое-какие из них адвокаты часто называют провокацией.
С точки зрения простого обывателя, наверное – оно так и есть. Эти ребята не могут ничего. Они не могут найти настоящее оружие. Они не могут по-настоящему нормально организоваться. И вдруг как чёрт из табакерки вылезает человек, который им во всём этом помогает. А потом становится главным свидетелем на процессе. Вопрос: откуда он там взялся?
Я не говорю, что виновные совершенно невиновны. Не говорю, что не надо было по ним работать. Просто этого не знаю, потому что не знаком с материалами уголовного дела. Но, как уже сказал, если у вас как у ответственного лица есть сведения о появлении группы, члены которой рассуждают о смене власти неконституционным путем… Тут вопрос, что вам делать?
– Кстати, ст. 205.4 УК РФ, по которой судят членов «Сети», трактует, что преступлением является создание организации, намеренной вести террористическую деятельность…
– Всё верно. А вы посмотрите, когда была эта статья введена. Совсем недавно. Возвращаемся к вопросу о политической целесообразности. Точно так же, совсем недавно, появился запрет обсуждать целесообразность целостности страны.
В нулевые годы такого не было, и в голову никому бы не могло прийти. Ну рассуждаете, и что с этого? Пока народ живёт хорошо, он может обсуждать всё что угодно. Это не страшно. Если я живу хорошо, то какие бы привлекательные идеи вокруг меня ни обсуждались, их воплощение требует от меня каких-то затрат, рисков потерять то, что я имею. Сытое общество не способно на революцию. А голодное – даже очень.
Поэтому всегда, когда общество голодно, появляются законы, которые запрещают даже саму мысль об инакомыслии.
– То есть нынешние носители правых идей не опасны для государства, потому что не готовятся свергать власть?
– Любая радикальная идеология опасна для общества и государства. Но ультраправы идеи будут жить в нашем мире ещё долго. Как и ультралевые. Они имеют хождение даже в благополучных обществах. Что уж говорить о тех, в которых социально-экономическая ситуация пикирует в район плинтуса…Чем хуже будет жить общество, тем будут больше приживаться в обществе радикальные идеи. Нет особой разницы между ультраправой или ультралевой идеологией . Только одна. И те, и другие знают ответ на вопрос: «Что делать». Разница в ответе на вопрос: «Кто виноват». У одних виноваты богатые, у других – инородцы.
Ведь любую экстремистскую, радикальную идеологию характеризуют две вещи. Первое – наличие идеи о необходимости изменить существующее мироустройство. А второе – глубокая убеждённость в том, что эту идею воплощать в жизнь они могут и имеют право с помощью насилия. Всё остальное – уже сопутствующее.
Поэтому когда власть называет того или иного деятеля экстремистом – надо смотреть, соблюдаются ли два этих положения. Если хоть одно из них отсутствует – он уже не может быть экстремистом априори. Оппозиционером – сколько угодно, а экстремистом – нет.
Есть ли у нас экстремизм? Конечно. Являются ли те ребята экстремистами? Скорее всего – это просто подростки, которые увлеклись радикальной субкультурой. Рано или поздно они перестанут ею увлекаться, либо перейдут на новый уровень, как перешли многие те, кто сейчас сидит на пожизненном заключении.
Это эволюция социального явления. Мне повезло, я застал все этапы. Начиная от скинхедовских группировок, заканчивая автономными группами сопротивления. Дальше уже все – только в Сирию или на Украину, будут там воевать. Одни – за счастье белой расы. Другие – за счастье русской нации. Пожалуйста, лишь бы не здесь.
Общество в любой стране хочет покоя, стабильности и бытового благополучия. И всегда в обществе будут те, кого Гумилёв называл пассионариями. Задача государства – найти этим пассионариям дело. Иначе они могут свою энергию выплёскивать не всегда в законном русле.
Мне ведь, как обывателю, собственно всё равно, какой идеологии придерживается человек: ультраправой, ультралевой, религиозного фундаментализма или экологического радикализма… Мне важно одно: либо человек понимает, что нельзя совершать насилие во имя своей идеологии, ну или хотя бы его держит некий стопор, либо не понимает. Если второе – он становится асоциальной личностью. Ради какого бы блага он это ни совершал.
Константин Платов, «Конкретно.ру», фото из открытых источников