Михаил Шемякин: «Без свободы нет ничего»



Михаил Шемякин по праву считается одним из самых неординарных художников современности. Все, что выходит из под его руки, получает широкий резонанс в обществе: будь то скульптура Петра, получившее название «Петр без Парика», или костюмы для балета «Щелкунчик».

В 1971 году он был выслан из СССР, и вернулся только спустя 28 лет. Сейчас  Михаил Шемякин - художник, скульптор, философ, общественный деятель… И его жизнь неразрывно связана с Россией, а каждое новое творение вызывает смешанные чувства у консервативного «среднего» поколения, и «на ура» воспринимается молодежью. Именно о молодом поколении и состоялся наш с ним разговор.

 

- Михаил Михайлович, каково Ваше понимание современной молодёжи?

- У них вся жизнь впереди, хотя я ни свои  годы, ни эпоху не променял бы. Экологическая катастрофа к молодым людям гораздо ближе,  наступающая эпоха террора не за горами. У нас, в 60-е годы, когда мы были молодыми, светило солнце, была нормальная  погода в Петербурге -Ленинграде...

Поэтому  я, порой,  смотрю с завистью на прыгающих 18-20-ти летних спортсменов, а с другой стороны, думаю: слава  Богу, что я в другом временном поясе, принадлежу к другому поколению. У нас было много того, что мы называли «человеческой эпохой». Я один из первых увидел фильм «Они бродили по дорогам» с молодой Джульеттой Мазиной - один из первых фильмов Феллини, молодая Софи Лорен,  Ив Монтан, который приезжал к нам, Эдит Пиаф, Шарль Азнавур - всё это в памяти.

Пока трудно провести какую-либо грань между людьми XX и  XXI столетия… Но лет через 20-30 это произойдет.

Я со своими друзьями, к счастью, принадлежу к так называемому «гуманному столетию».

- И вы им не завидуете - молодым, подвижным, энергичным, амбициозным?

- По большому счёту - нет… Я приехал в Америку, которая казалась несокрушимой цитаделью. В Нью-Йорке, несмотря на чудовищный ритм этого многогранного города, где  есть опаснейшие районы, а есть районы высшего благополучия,  подумать о том, что 11 сентября рухнут  Башни - Близнецы…  В те годы такое и в дурном сне не могло присниться, но это произошло.

Не хочу никого пугать, но впереди еще и экологическая катастрофа - результат жизнедеятельности человека, и она уже наступает. Посмотрите на новости в мире: землетрясения, тайфуны, глобальное потепление…

- Скажите, вот эти размышления о неизбежности этих жутких катастроф не ведут человечество к безысходности? Какая тут может быть мораль, если коллапс неизбежен?..

- Вы знаете, это играет громадную роль. Многие фильмы, которые были созданы после первых экспериментов с атомными бомбами, были посвящены психозам, которым подвержены  американцы и некоторые жители Западной Европы. Да и мы сами, на уроках противовоздушной обороны, я помню, напяливали на себя какие-то немыслимые белые балахоны и ползли по школьным коридорам, как мы шутили, по направлению к кладбищу.

Безусловно, сознание людей претерпело большую кризисную метаморфозу. И, само собой, когда молодёжь размышляет о том, что сегодня или завтра может наступить «конец света», это отражается на их сознании, на понимании мира.

Я очень мало знаю молодежь России. По правде говоря, то, что я наблюдаю на улицах, радует. Но криминал, убийства, наркомания - эти проблемы никогда так остро в наше время не стояли. Они стали злободневными именно сейчас…

- А сильно, на Ваш взгляд, отличается русская от западной молодёжи?

- Сильно. Во-первых, у русской молодежи, на мой взгляд, нет понятия семьи. В Америке я прожил 25 лет, во Франции - 10, в Германии - 10, в России - лет 16. Я часто размышляю, насколько эта нация искалечена. Началось все с идеологических проблем. Когда брат восставал против брата во время гражданской войны. Затем страшнейший гнев Божий  и испытание  обрушилось на Россию в годы сталинского террора, когда донос опять же писал брат на брата. Если в Гражданскую войну он мог в него стрелять ради победы белой или красной идеи, то здесь - ради утверждения идеологии или просто чтобы свести счёты.

Самое страшное - это отсутствие понятия, что такое старший в семье, что такое семья. Я, например, знаю Америку. Перед Рождеством достать билет на самолёт для тех, кто летит встретиться со своими родителями, очень тяжело. Это святой день для них. Посмотрите, что творится в аэропортах, что творится на дорогах. Я просто хорошо знаю американские семьи разных сословий. Кто-то живёт богаче, кто-то беднее, но понятия семьи и праздника, когда люди должны собраться вместе - это традиция.

А Россия - несчастная лаборатория Господа Бога. Как сказал один из философов: «На сегодняшний день в России гораздо легче найти святого человека, нежели честного».

- Вы сказали, что не завидуете молодёжи XXI века. А каким он был бы, Шемякин XXI века, в возрасте современной молодёжи?

- Другим бы не был. Но больше бы занимался политикой, нежели искусством. В моё время это было невозможно. Я и так отсидел не в одном психиатрическом заведении на принудительном лечении.

Если бы в наше время ещё сунул нос в политику, как Володя Буковский, то провёл бы, как он, половину своей жизни за решёткой во «Владимирке». Я хотел рисовать, но это уже было преступлением. Вы не забывайте, это было страшное время, когда мы были отнюдь не диссидентами, политикой не занимались, но нас считали инакомыслящими. Мы не могли писать картины, как нам хотелось бы, но ещё и не имели право мыслить. Из-за этого у многих творческих людей появлялись своего рода комплексы, потому что их мысли, их идеи не были востребованы…

- А Вы, комплексуете?

- В искусстве, безусловно. Я всегда люблю повторять фразу Маяковского: « В искусстве нет отчества, ибо отчество всегда отрочество».

 Комплексов мне всегда хватало, потому что вырос в очень сложной обстановке.  Отец у меня - очень непростой, очень тяжёлый человек, хотя я его очень ценю и понимаю, почему он был таким. И мама, которая воевала, два года отсидела в кавалерийском седле, человек необычайного темперамента. Принимать – не принимать – всё это решалось по-кавалерийски, с плеча.

А я не пошел по дороге, протоптанной отцом. Когда отказался идти в военное  училище, то он до смерти со мной почти не разговаривал, не общался. По традициям кабардинцев – мужчина должен быть воином, а не каким-то там  «гнилым интеллигентом», как говорил мой отец. С мамой другие разногласия, потому, что она считала, что учителя всегда правы, и, если они говорят, что ваш сын занимается ересью – значит, так и есть.

Поэтому мои первые экспериментальные картины уничтожались, натюрморты, поставленные в комнате - летели в голову. Мама была человек горячий, удивительный человек, конечно. Надо многое понимать в их судьбе, чтобы научиться не держать на них обиду.

- Молодёжь восхищает и шокирует Ваш внешний вид – Ваш имидж. Это своеобразный протест или образ, в котором Вам хорошо?

- Если бы я серьёзно занялся своим имиджем, то, наверное, обладая фантазией, не совсем уж слабой,  придумал бы что-нибудь интересное - не хуже Сальвадора Дали.

Моя одежда, прежде всего, удобна. Я живу в деревне и там, конечно, бывает  слякоть, грязь, поэтому ношу сапоги-краги.   Фуражку я ношу всегда, даже в помещении. Если вы смотрели автопортреты художников, начиная с XVI, XVII, веков - всегда обнаружите их с козырьком на глаза. За жизнь все эти висячие лампы попортили мне зрение.

- Что бы Вы пожелали  российской молодежи сегодня?

- Я считаю, молодёжь должна учиться ощущению подлинной свободы, потому что без свободы нет ничего. И, конечно, ощущение своей миссии служению России и этому городу. Без этого - никуда.

 

Интервью записал Михаил Калинин