В конце декабря при взрыве комплекса правительственных зданий в Грозном погиб снайпер – сотрудник «Крестов» Дмитрий Макаров. Первая командировка в горячую точку стала для него последней.
Уже в начале этого года в ростовском госпитале от полученных во время декабрьского теракта в Грозном ранений скончался еще один сотрудник ГУИНа Минюста РФ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области – офицер спецотряда «Тайфун» Леонид Алексеев.
Дальше мы приводим рассказ начальника пресс-службы питерского ГУИНа Владимира Калиниченко, также побывавшего в командировке в Чечне.
– «ГУИНовские» спецназы (не путать со знаменитым «Тайфуном» – это отдельное подразделение) входят в состав оперативной группы уголовно-исполнительной системы Минюста РФ на Северном Кавказе, сокращено УИС. Основанием для ее создания послужил факт развала судебной и уголовно-исполнительной системы на территории Чечни. Еще в первую кампанию на свободу были отпущены все обитатели зон и СИЗО. Сейчас на всю Чечню насчитывается единственный изолятор, единственная колония – оба учреждения находятся в Чернокозово (Наурский район, по местным меркам считающийся довольно спокойным). И один на всю республику суд, расположенный в десяти километрах от Чернокозово, в станице Наурская. Вот их и охраняют УИСовцы. В Чернокозовском СИЗО сейчас содержится 250 заключенных: женщины, дети, мужчины – все под одной крышей (но, разумеется, в разных камерах). В СИЗО на постоянной основе работают дагестанцы – подразделения оперативной группы осуществляют внешнюю охрану и конвоирование. Кроме привычной работы – охраны СИЗО, суда и колонии, сотрудники УИС несут охрану миссии ОБСЕ в станице Знаменская, правительственного комплекса в Грозном. Там, кстати, на досмотре работают и женщины – сотрудники УИС Минюста России.
Но кроме охранных подразделений, работающих в основном в равнинных районах, существуют еще и специальные подразделения – так называемые «горные» отряды из состава оперативной группы УИС.
Спецназ ГУИН вместе с ВДВ и внутренними войсками проводит операции в зоне свой ответственности – в районе хребта Керкендук (Веденский район). В основном это выявление «схронов», лагерей боевиков, охрана стратегических объектов. В качестве одного из таких объектов в зону ответственности спецназа УИС попала гора Энгиной (Ножа-Юртовский район). Это особая гора, спецназовцы прозвали ее Пластилиновой. После дождя она становится практически неприступной. Ни высота, ни крутизна здесь ни при чем. Просто к каждой ноге прилипает килограммовый, а то и больше пласт глины, и идти становится почти невозможно.
Но это отнюдь не самое неприятное (если исключить факт того, что в любой момент могут убить). Гораздо больше проблем доставляет отсутствие должной экипировки: удобной обуви, разгрузок, раций, ножей, электрогенераторов. Многое из снаряжения приходится покупать на собственные деньги. А их, к слову сказать, как выплачивали чуть ли не с полугодовыми задержками, так и продолжают в том же духе. Боевой день стоит 650 рублей, однако заработанная сумма, практически на треть «съедается» налогами. Словом, участие в контртеррористической операции уже давно не приносит материального удовлетворения рядовым участникам.
<z>Сколько стоит убийство?</z>
В соответствии с приказом верховного моджахедского штаба от 31 мая 2000 года был разработан прейскурант, по которому оплачивается работа «бойцов за независимость Ичкерии» (приказ действует до сих пор и прейскурант, соответственно, тоже).
За убийство рядового солдата выплачивается вознаграждение – 20 баранов или 100 долларов. Офицер «стоит» 300 долларов. Если это старший офицер, допустим, полковник, его голова может оцениваться также и в 100 баранов. За генерала дают 40 быков. Но эти расценки касаются только военных Министерства обороны, внутренних войск, МВД, таможенников и т. д. Расценки на офицеров ФСБ или ГРУ несколько иные. Лейтенант – 40 баранов. Полковник – 80 баранов.
Техника стоит дороже людей. За подрыв КамАЗа платят 800 долларов, БТРа – 1500 долларов. Сбитый военно-транспортный вертолет типа «коровы» (Ми-26) стоит 5000. Предел мечтаний рядового боевика – сбитый боевой вертолет, допустим «крокодил» (Ми-24). Планка вознаграждения в этом случае подскакивает до 10000 долларов.
<z>Есть за что бороться</z>
По самым скромным подсчетам, ежемесячные вливания спонсоров в так называемое повстанческое движение оцениваются в несколько миллионов долларов. До рядовых боевиков, правда, доходит меньшая часть.
У Чеченской войны много спонсоров. Основными (кроме навязшей в зубах пресловутой Аль-Кайды) считаются Международный фронт джихада, Всемирная организация исламского призыва, Международная исламская организация спасения и ряд других, не таких крупных.
<z>СПРАВКА </z>
Международный фронт джихада (МФД) был создан в 1998 году. Туда вошли Пакистан, Египет, Судан, Афганистан, Саудовская Аравия. Кстати, последняя имеет филиал своей организации в Карачаево-Черкесии.
Не отстают и другие мусульманские организации экстремистского толка. Всемирная организация исламского призыва основала свое представительство в Адыгее, Международная исламская организация спасения обосновалась в Кабардино-Балкарии.
Совокупный бюджет основных спонсоров военной кампании в Чечне оценивается в 20 миллиардов долларов.
Но, видимо, не зря в прейскуранте представлены разные формы «оплаты труда». В стане сепаратистов уже наблюдаются значительные дрязги из-за денег. Если раньше гордые горцы предпочитали «кидать» на доллары «грязных урус», то теперь они «кидают» друг друга. И у рядовых членов «освободительных отрядов» нет никаких гарантий, что какая-то часть «честно заработанных баксов» не будет фальшивой. И это несмотря на то, что финансовая отчетность представляется «работодателям» четко и аккуратно. Жуткие кадры, с кровью и традиционным отрезанием головы, показываемые по телевизору, воспринимаются нами как элемент психологического давления и политической демонстрации силы, непокорности и неустрашимости. Для них все гораздо проще. Теперь в каждом военизированном формировании есть специально обученный человек с цифровой камерой, работа которого как раз и заключается в документальном фиксировании всех боевых действий группы для отчета и получения вознаграждения.
А еще, судя по данным разведки, рядовые боевики обижаются на своих братьев по оружию – арабов. Отряды действуют на территории Чечни вахтовым методом и после «несения боевого дежурства» отбывают на отдых. Однако арабы едут на Средиземное море, а чеченцы – в Ингушетию либо в Грузию.
Но грызня между идеологами господства истинного ислама и рабочими лошадками войны – отнюдь не повод для оптимизма. Нельзя не учитывать тот факт, что за шесть лет войны выросло целое поколение, не знавшее ничего, кроме боев, грабежей и разбоев. Ряд этнографов и историков позапрошлого века вообще придерживались своеобразной и отнюдь не однозначной точки зрения о том, что в основе менталитета чеченцев заложена страсть к разбоям, набегам, мародерству и т. д. Суть подобных постулатов кратко сводилась к одному: привести к цивилизации сей народ невозможно, его надо подчинять только силой, поскольку только силу он и уважает. Но кроме всего прочего, непонятно почему, в сознание обывателей был вбит штамп: чеченцы – неграмотный, полудикий народ. Как их только не называли и не называют, еще со времен первой чеченской кампании: «чехи», «зверьки». Причем опытные кадровые военные вкладывают в эти прозвища определенный смысл, а для обывателя они почему-то означают более низкую ступень развития этого народа. Подобное отношение сослужило нам очень плохую службу. Противника нельзя недооценивать. Еще с советских времен, по мнению военных, не было лучших сержантов в армии, чем чеченцы. Они всегда легче проходили армейскую школу, чем другие. Многие из так называемых полевых командиров получили прекрасное военное образование все в те же советские времена.
И именно они стали учителями молодого поколения, уже не мыслящего себя без оружия.
<z>С ружьем на минарете</z>
Помимо всего прочего есть и еще один фактор, который с успехом используется сеператистами: на территории Чечни продолжает сохраняться чудовищная безработица. Хлеб, крышу над головой и немного денег (в виде стипендии) можно получить, поступив в медресе – духовное училище. На территории Чечни сейчас действуют 18 медресе. Однако «распределение» выпускников, судя по донесениям военной разведки, может быть весьма своеобразным. Наряду с изучением Корана там преподают технику рукопашного боя, владения оружием (холодным в том числе), минно-взрывное дело. Такие медресе, также содержащиеся на средства заокеанских спонсоров, обнаружены не только в самой Чечне, но и на территории Дагестана. Явно просматривается двойная выгода для тех, кто вкладывает деньги в их содержание. Во-первых, готовится пополнение для продолжения газавата (священной войны). Во-вторых, количество чеченцев, исповедующих ваххабизм как крайне радикальное истолкование Корана и заветов пророка Мухаммеда понемногу увеличивается. (Хотя нельзя сказать, что на территории Чечни ваххабизм – явление полностью привнесенное и инородное. Были и есть целые села, где испокон веков жили приверженцы ваххабизма. Но большинство придерживалось все-таки традиционных форм ислама.)
И ничего удивительного в этом нет. Уже многие имамы Северного Кавказа бьют тревогу по поводу того, что молодежь обучают амины – выпускники медресе, прошедшие обучение в той же Саудовской Аравии или Сирии. Амины как раз и способствуют укреплению позиции приверженцев радикального течения ислама на Северном Кавказе. И если ситуация не изменится, то уже в обозримом будущем традиции вероисповедания в этом регионе могут измениться. По мнению экспертов, российские власти должны вести в первую очередь продуманную религиозную политику с опорой на официальное мусульманское духовенство.
<z>Ксения Кириллова</z>