В Большом концертном зале «Октябрьский» впервые в России с сольным концертом выступил знаменитый скрипач и композитор современности Эдвин Мар-тон. Ранее венгерский музыкант был знаком российским зрителям лишь как соавтор побед наших фигуристов Евгения Плющенко и Татьяны Тотьмяниной с Максимом Марининым, «участник» их показательных выступлений и ледовых шоу.Впрочем, выступление лауреата Всемирного конкурса скрипачей 1999 года в Монреале, за победу на котором Швейцарский банк удостоил Мартона предоставлением в долговременное пользование одной из самых ценных скрипок Страдивари, просто концертом назвать было сложно. Это было настоящее шоу с участием инструментального и танцевального ансамблей, с визуальными и лазерными эффектами.
Все дело в том, что с музыкантом произошла необычная метаморфоза. По его словам, виртуозу неинтересно снова и снова играть в одних и тех же филармонических залах и практически одну и ту же музыку, репертуар и стиль которой все-таки достаточно узок. Теперь Эдвин Мартон исполняет собственные аранжировки знаменитых классических произведений Вивальди, Паганини, Чайковского под аккомпанимент современных электронных музыкальных инструментов, сопровождающих его скрипку звуками «неклассического» тембра и пульсирующим, напряженным ритмом.
«Я играю для тех людей, которые живут в этом мире. А современный мир насыщен ритмом, насыщен электроникой. Интернет и мобильные технологии изменили его. Мое творчество – между классикой и поп-музыкой. Вивальди писал музыку для клавесина, потому что других клавишных в то время не было. При Моцарте уже появилось фортепьяно, и маэстро писал для него. Я уверен, что в наше время Моцарт непременно писал бы и для синтезатора. Потому что в своих произведениях отразил пульс своего времени, а нынешние электронные ритмы – это отражение нашего мира», – так декларирует музыкант свое кредо.
Казалось бы, Мартон не оригинален. Подобное исполнение классической музыки появилось даже до того, как 9-летний Лайош Цюри (таково его настоящее имя, которое он сменил, отринув жесткие каноны классики) поступил в Центральную музыкальную школу имени Чайковского в Москве. Тем более что знаменитой предшественницей Мартона является Ванесса Мэй. Но здесь есть, как говорится, «две большие разницы».
Во-первых, Мартон играет свои аранжировки и даже собственные музыкальные композиции. А потом, исполняет их мастер на скрипке Страдивари, чей звук настолько хорош, что современные достижения электроники отнюдь не портят его. Напротив, кажется, что ее глубокое, насыщенное звучание пробивает защитные барьеры, за которыми мы пытаемся укрыть свою душу от отнюдь не сентиментального современного мира, и заставляет испытывать уже подзабытый трепет – иногда сладостный, а иногда тревожный. И многократное усиление звука только способствует этому.
Услышав «электронного», ритмизованного Мартона, начинаешь понимать, что же такое классическая музыка. Что это не язык для немногочисленных посвященных и не пыльный музейный экспонат для большинства, а такое же адекватное средство отражения времени. Только времени Вивальди и Моцарта, когда биение задавалось не конкретным ритмом ударных, а тончайшими вибрациями струн. Но мы это почувствовать вряд ли способны, ибо современные симфонические и камерные оркестры не состоят из одних виртуозов, равных по мастерству Эдвину Мартону.
И еще одно стало ясно после концерта: Мартон, несмотря на все свои «поп»-декларации, – плоть от плоти, кровь от крови классической музыки. Даже фантазия на тему саунд-трека Нино Рота к кинофильму «Крестный отец», та самая, под которую побеждал Евгений Плющенко, в исполнении Мартона звучит, словно вариация на тему Нино Рота, которую бы написал Вивальди...
ИОСИФ РОВКАХ
ПАРЛАМЕНТСКАЯ ГАЗЕТА, 9 ноября 2006, № 185—186 (2035—2036)